Я убеждена, что люди должны жить спокойно (рационально, верно), не тревожить друг друга и не отвлекаться на не имеющее значимость в прогрессивном будущем. Например, на чувства. Я не испытываю к Ромео никаких дикарских чувств, ибо регулярно принимаю лекарства и полагаюсь только на собственные убеждения, выстроенные Сводом правил и умами Нового Мира.
– Ты принимаешь все лекарства? – уточняю я.
– Все, – отвечает юноша.
Синяя таблетка для сна (сильнодействующее успокоительное). Красная для ума (активизации нейронов). Белая таблетка от зараз и бактерий (очищающая, сродни антибиотику на постоянном курсе). Зелёная для здоровья (комплекс основных витаминов). Жёлтая таблетка…для чего она? Почему я не могу вспомнить? Что за провал в памяти? Или их четыре? Я волнуюсь. Ромео разволновал. Сколько таблеток ем я? Все ли? А он?
– Все четыре, Карамель.
Их же пять.
– Их же пять, – повторяю синхронно с настигшей мыслью. Вот дерьмо. Отец же велел сначала думать, а потом говорить, сначала обтёсывать мысль в голове, а потом являть её миру в готовой форме.
– Четыре, Карамель, – утверждает Ромео. И смотрит напугано. Впервой так напугано. Голдман не заслуживают подобного взгляда. Мы вселяем страх, а не требуем сострадания. – Ты… – он неловко отступает назад, образовывая меж нами рытвину – то допустимое (разрешённое в паре) расстояние, о котором я грезила. Но сейчас оно обижает: словно я больна, и от меня следует отодвинуться. – Ты уверена, что принимаешь пять таблеток?
Тогда я сомневаюсь.
Нет, не сомневаюсь. Я помню. Блистеры скрипят: пять раз за утро. Пять раз отходит защитная плёнка от упаковки, пять глотков воды я совершаю друг за другом. Пять разноцветных капсул.
Может, девушки принимают больше медикаментов? Нет, не в моём случае. Со вторым этапом партнёрства, разумеется, и началом интимных отношений назначаются противозачаточные, которые строго контролируются и снимаются при согласовании с Залом Семьи на третьем этапе союза, когда оба родителя проходят обучение и готовы стать родителями.
Вспоминай.
У матери есть чёрные таблетки, она говорит о них так: «меньше любопытствуй, Кара, из-за твоего поведения матери назначали кардио-стимуляторы».
Вспоминай.
Отец принимает только те таблетки, которые обязательны по закону.
Вспоминай.
Сестра…тоже.
Но сколько капсул? Какого они цвета? Никогда не обращала внимание…почему?
– Карамель, – зовёт голос Ромео. Зовёт, судя по его выражению лица, не первый раз. – Карамель, ты слышишь меня?
– Задумалась.
Юноша отстраняется ещё больше.
– Я могу помочь тебе?
Голдман не нуждаются в помощи и в подачках тоже. И как он представляет это? Зайдёт в аудиторию и спросит у учащихся с курса, с которыми, по сути, не общается, сколько таблеток из обязательного перечня они съедают за сутки? Сразу пойдут разговоры. Это опасно. Это глупо. Это неправильно. Это девиантно.
– Карамель, – вновь зовёт Ромео.
– Нет, не можешь, – швыряю наперерез. – Ты предлагаешь помощь самим Голдман, а это оскорбительно! Голдман не нуждаются в помощи, мы сами подаём руки нуждающимся.
– Я не это имел в…
– Молчи! – решаю напасть. Сбежать от темы и запутаться в паутине непонимания и собственных размышлений ещё больше. – Как я могу доверять тебе, Ромео? Откуда в твоих мыслях столь дефектного, а в действиях столь распутного, если ты, как говоришь, принимаешь все обязательные лекарства? Мне задать этот вопрос врачу Академии? Спросить о тебе?
– Спроси-спроси, – ехидно рычит юноша, – врач скажет и проверит, что я исправно принимаю лекарства, а вот тебя отправят на обследование из-за паранойи.
– Что ты сказал?
Возмущаюсь и сердито смотрю на Ромео. Как он смел..? А говорит серьёзно или просто дразнит?
– Думаешь, одна ты можешь кидаться законом? – добавляет юноша. Значит, дразнит. – Так ты поцелуешь меня?
Вот пристал! И как же меня воротит.
– С чего я вообще должна это делать?
Следует сказать родителям о том, что я разрываю нашу пару. Партнёрство не задалось. Увы, придётся объяснять причину. Я имею на это право. И имею право сделать это прямо сейчас. Вскоре Ромео отправят на лечение и до новых отношений не допустят какое-то время, обозначенное врачом (хотя никто после случившегося инцидента не захочет связывать себя с ним). Я перекрою Ромео воздух на поверхности, но я буду уверена, что никакой дикарский или поднявшийся из Острога вирус-червяк не пробрался в его голову, не пробрался в мозг и не выжал человеческо-божественную истину. Я буду уверена, что никакой вирус-червяк не перебросился на меня.
Не желаю отвечать Ромео. Не желаю думать о сказанном им. А сам он давно помышляет подобным? Давно вынашивает эти мысли? Что подтолкнуло озвучить их? Это было спонтанно или подготовлено (если второе – Ромео совершенно потерян; вирус-червяк добрался)? Какую реакцию ожидал от меня? От Голдман? От Карамель, мать его, Голдман?! На что он надеялся?
– Я надеялся поговорить с тобой, как со своей девушкой, Карамель, – бросает – словно читает мысли – Ромео. – Потому что это важно: разговаривать. Мы не просто дополнение друг к другу.
– Твои разговоры вели к моим губам, что-то не сходится, Дьюсберри!
Сама не верю, что произношу это вслух. Стыжусь мыслей и пытаюсь пристыдить себя за ощущение стыда. Какие странные чувства последовали за словами… Наверное, я должна была прекратить беседу на корню, а не продолжать диалог. Ромео – не моя пара, нет. Он потерян. Он чужд. Он подобен остроговцам или людям былых времён: необузданное пламя в груди сожжёт его изнутри, как жгло миллионы исковерканных и изуродованных душ раньше. Потому люди решили отказаться от чувств. Потому люди Нового Мира избавились от душ и упоминаний о них, чтобы обезопасить себя, чтобы спастись, чтобы искоренить последнюю свою уязвимость.
– Я хотел узнать, какая ты, – спокойно утверждает Ромео.
– Зачем? Что изменится? Если тебя не преследуют больные чувства…для чего?
– Однажды ты станешь моей женой: с твоего согласия и согласия твоих родителей, я добьюсь. Что изменится тогда? Тогда я смогу тебя касаться и не получать укоризненный взгляд в ответ? Вот этот вот! Смогу? Почему же?
Вздор!
– Ромео! Вытрави из себя всю эту гниль, убей предпосылки безумца и тогда я подумаю, буду ли твоей женой вообще.
– Ты вновь убегаешь от темы, потому что я прав.
– Потому что ты, очевидно, болен! Хочешь знать, что изменится, Дьюсберри? Ты вырастишь умом, вот что изменится. И совершать эти действия будешь с иным подтекстом. И вообще, вступив в брак, мы попросту станем такой же частью системы, что десятки и сотни других пар. Мы – вместе – займём дожидающееся нас место в огромном механизме, именуемом Новым Миром. Мы – вместе – образуем крепкую связь в этой системе. И только. Брак – это всегда про выгоду.
