– И никогда не занимался твоим просвещением в требующих то вопросах. Может, потому сейчас почти весь Новый Мир ненавидит тебя? – предполагает отец.
– Почти? – усмехаюсь я.
– На твоей стороне только твоя семья и Ромео. Не семья Ромео, он сам, – уточняет отец.
– Я могу с ним видеться?
– Тебя правда это интересует? – скептически бросает отец. – Для чего, Карамель?
Хмыкает и пожимает плечами. Продолжает:
– Ему запрещено. И тебе. Никакого контакта после официального разрыва, ясно? И вообще, Карамель, оставь это. Оставь мальчишку. Поняла?
Показательно вздыхаю.
– Или он тебе нравится? Зачем цепляешься за него?
Отец знает, как привести в чувства. Заговорить о них. Знает, как дисциплинировать парой фраз. Более отрезвляюще работает лишь обрубок имени… «Кара». До имени «Кара» отец никогда не опускался.
– Нет, не нравится, – спокойно отвечаю я. – И ни за кого я не держусь, ибо самостоятельна и полноценна. Просто…
– Будь добра объяснить, – подстрекает отец.
– Просто других знакомых у меня нет. Нет друзей.
– А тебе что, Карамель, нужна поддержка? Друг для разговоров?
– Собеседник имеется. Паук.
– Мудрое решение. Если решишь доверить кому-либо свои секреты – доверяй животным. Они умеют хранить тайны и никогда не осуждают.
– Зачем разбудил?
– Празднование моего повышения в Палате Социума, – кисло отвечает отец. – Будь добра сделать то, что делают девочки, когда пытаются показать, будто у них всё в порядке, – без энтузиазма протягивает он. – Готовься, сколько потребуется.
– Серьёзно? С каких пор ты этим занимаешься?
– Следовало не прекращать работать над твоей репутацией и твоим имиджем, более весомого и ценного проекта в моей жизни не было.
Повторяю:
– Серьёзно? У тебя хватает наглости озвучивать этот факт?
Теперь отец так легко признаётся, что дочь – всего лишь проект…
– В юношеские годы я хотел не в Палату Социума, а в Палату Рекламы. Реклама синоним Голдман, тебе известно. Сегодня за нами будет – нет, не пристальное – навязчивое внимание со стороны прессы и охраны. Новости, Вестник, Патруль Безопасности – угодить следует каждому. Веди себя достойно, я-то знаю, что ты…нормальная.
Киваю. Комплимент? Странный.
– Собирайся. Выбирай гардероб в белом цвете, мы все одеваем белое. Будешь готова – зайди в кабинет. Приглашённые гости уже ожидают – встречаемся на Дамбе, в «Фалафели».
Отец хмурится, заминается. Словно думает: говорить ещё?
– Говори, – требую я.
– Это твой единственный и последний шанс, Карамель, – вслушиваюсь в наставления отца, – заявить о себе как о человеке, который может не просто управлять Новым Миром, а хотя бы достоин жизни на поверхности. Всё остальное разрулим.
Плечи отца расправляются, тонкие пальцы прыгают на дверную ручку. Уходит. Я недолго наблюдаю за пауком в террариуме и направляюсь в ванную комнату, однако сборы не отнимают много времени. Встречаюсь с Золото – та подпирает дверь её спальни. На девочке белое платье чуть ниже колен, с нелепой кружевной оборкой и рукавами-фонариками. Белые туфельки усыпаны камнями.
Хочу пустить шутку по поводу внешнего вида сестры, но сестра обращается ко мне раньше:
– Мы с тобой, Карамель.
В растерянности киваю и ухожу к себе. Пытаюсь не думать о сказанном. Как можно не думать о сказанном? Не желаю быть в платье, хотя отец ожидает его и не иначе; достаю комбинезон – белый. Цвет чистоты, цвет стерильности, цвет порядка, цвет уверенности. Белый цвет говорит: «смотрите, мне нечего скрывать, смотрите, я невинна». Отец знает, что делает. Отец знает, что делать. Отец продумывает образ – внешний вид, мимику, жесты, привычки, создаваемое впечатление, даже мысли, которые родятся в голове – до мелочей, дабы получить конкретную реакцию. Отцу можно доверять. Отцу можно доверять?
Где дядя? Почему он до сих пор не объявился? Почему никоим образом не прокомментировал участие Голдман в скандале? Да он первый – как однажды попавший в него – должен был набрать племянницу и расспросить о делах и самочувствии! Дяде можно доверять?
Всё бы отдала (и так отдала, Карамель!), чтобы увидеться с янтарными глазками и обсудить происходящее. Чем занимается Каин? И сейчас, и в жизни? Ныне его речи не кажутся столь безобразными и абсурдными, они обретают вес и форму. Едва удерживаюсь от смеха: в начале недели ни у меня, ни у кого-либо ещё не было представлений о вскоре случившемся. О том, что всё обрушится. Неспешно и пред взором тысяч.
Вызволяю из шкафа белые ботинки, а из шкатулки (той самой, подаренной Каином, за двумя запятыми-замками) – белые перчатки. Янтарные глазки были проницательны.
Мы – ваши Создатели.
Мы – ваши Создатели?
Велю служащей нести пальто – исполнительно припадает к дверям.
– Вы чудесно выглядите, мисс Голдман, – лепечет женщина, когда я принимаю верхнюю одежду из её рук.
– Чудесно означает чудаковато? – огрызаюсь я и теряюсь за дубовой дверью – щелчок замка отгораживает нас друг о друга и рвёт беседу на корню.
Подхожу к зеркалу и смотрю на себя. Соберись, Карамель. Нет ничего, с чем бы ты не справилась (или не справилась твоя семья) – шагай вперёд, даже если сейчас оно покрыто коркой неизвестного. Всё наладится и будет как прежде, покуда Патруль Безопасности не забрал тебя в Картель, а оснований к тому нет.
Или есть?
Все те жалобы, статьи из Вестника…это считается основанием? Академия уже выставила документ к моему обследованию. Неужели всё так серьёзно?
Поспешно накидываю пальто и выхожу из спальни. Отец сидит в кабинете – перелистывает почту на плавающем в воздухе экране. Мать сидит на столе, аккуратно покачивая ногой, переброшенной через другую ногу. Наверное, мне бы хотелось поговорить с ней, посоветоваться, оправдаться. Наверное, это было бы правильно. Но вместо того я молчу – молчит и она. Лицо матери – фарфоровая кукла – без эмоций. Руки лежат на бёдрах – управляющий марионеткой бросил игрушку. Пускай довольствуется той информацией, которую почерпнула из Вестника и от отца.
Оба родителя молчат. Говорю, что готова. Оба родителя молчат. Спускаемся в прихожую. Оба родителя молчат. К обету негласности присоединяется сестра. Крепим маски на лицах и выходим на посадочное место, садимся в приготовленный автомобиль. Отец за рулём сосредоточен, внимателен.
Небоскрёбы редеют и уменьшаются, переходят в небольшие дома, паутина над головой развязывается, распутывается, машины подле нас рассыпаются. Нас встречает всей своей красотой дамба.
Выглядываю «Фалафель» – там мы были с Ромео; здание липнет к иным зданиям. Ступаю из автомобиля, когда мы паркуемся, на посадочную платформу, тороплюсь переместиться с неё на подобие песка, рассыпанного по периметру дамбы: ноги вязнут в мельчайших крупицах. Песок похож на пыль. Я почти уверена, что это пыль. Имитация пляжа. Забавно. Но для чего? Никогда не задумывалась…