Виноваты их предки, думается мне, и в отсутствие причин к забвению я не верю – не бывает, как говорит отец, причин без следствий; повод найдётся. Всегда.
– Словно оправдываешь их, – говорю я. – Для чего?
– Поведать тебе правду. Рассказать об этих людях, чтобы ты дала им шанс. Они неплохие.
Но и нехорошие. Девиантность шагает через поколения, в этом убеждён Свод Правил.
Киваю:
– Что я, по-твоему, монстр?
Каин молчит.
Благодарю:
– Спасибо за прямоту.
– Я этого не говорил.
– Ну да. Отец учил, что отсутствие ответа есть ещё больший ответ.
– Ладно-ладно, но я не это имел в виду.
– Тогда что?
– Просто попытайся дать людям шанс.
А у меня есть выбор?
У меня он когда-нибудь был?
В Новом Мире велят одно, в Остроге – иное. Человек бывает свободен?
– Я познакомлю вас, – продолжает Каин.
– Любезно с твоей стороны, – соглашаюсь и переключаю внимание на интересующее. – Что за антенна? Не велика для пастухов и земледельцев?
– Пронизывающий ответы сарказм слышен за версту, Карамель Голдман. И да, это антенна. Она действующая, спасибо Новому Миру. У нас есть связь с внешним миром, почтовых голубей – в случае чего – отправлять не требуется.
Смотрю на тянущийся пик – крошечный в сравнении с антенной на Здании Комитета Управляющих. Но этот – диво – обвит ползущей зеленью, диким плющом. Металл и растение обнимаются – симбиоз.
Вглядываюсь в дома – похожи на частные в Северном районе, по два и три этажа; они уютно сидят на крепких ветвях, крона наползает на крыши и – словно бы – замещает черепицу.
– Электричество, – и Каин указывает в сторону старожилов Острога, – дают солнечные батареи, целое поле за теми домами. Вода из скважин, их рассыпано множество. Плантации и сельскохозяйственные угодья следом. Ты не обязана всё это видеть, изучать; знать – более чем достаточно. Кстати традиционные числовые названия улицам заменены именами деревьев – не удивляйся, если кто-нибудь отправит тебя на Гиперион или Титан, Синего Великана или Нави.
– Интересно.
Мы неспешно спускаемся с холма.
– Хочу тебя кое с кем познакомить, – говорит Каин, и от пристройки у основания древа-дома отходит женщина, кажущаяся сначала девушкой. Она шагает навстречу – я же нервно сглатываю, пересушенное горло дерёт. Предчувствие давит. Предчувствие? Нашу встречу окаймляет непривычный шелест массивной листвы и запрятавшихся птах – удивительно; и это не вплавленные в городскую инфраструктуру гудящие голуби, что несут какой-то отчаянный декоративный конструкт – эти щебечут на незнакомом языке, но языке мелодичном и приятном. Уханье сов – они не вымерли? – напоминает, как ограничил себя Новый Мир. Кажется, от обилия звуков и новых сигналов, которыми пытается общаться с человеком окружающее пространство, начинает болеть голова.
– Карамель Голдман! – восклицает женщина и сокращает меж нами дистанцию. – Дай же посмотреть на тебя!
– Будь терпимей, – шепотом бросает Каин и наблюдает, как незнакомка хватает меня за лицо и, сжимая под пальцами щёки, заглядывает в глаза. Едва не визжу, но не отталкиваюсь – испуганно замираю и смотрю на Каина. Затем на женщину. На Каина и на женщину. И отторгаю:
– Кажется, я нашла тебя сама, Сара из Острога.
Женщина пугается и роняет взгляд, в секунду справляется с одолевающими мыслительными процессами и пытается принять былой вид, спешит поднять глаза (может, вспоминает заведенную у новомировцев установку?), но былой прыти, былого энтузиазма нет.
Знакомство было заочным; что мне известно? Помимо того, что она устроила бойню в Картели посредством оружия, которое ей передал мой отец, Говард Голдман. Помню её пепельно-грязные волосы, скрученные в низкий хвост; помню подобие больничной пижамы, помню Патруль Безопасности, которому суждено пасть от выплюнутых пистолетом пуль. Помехи и крики людей, стоны и вопли, выстрелы. Патруль Безопасности гонится за девушкой, голос на этаже вещает о вооружённой цели. Дочь некогда успешного и влиятельного господина, что оказалась в психиатрическом отделении Картеля и устроила бойню.
– Так ты знаешь, кто я, – хило улыбается Сара.
– Не торопись, – перебиваю, – общаться со мной так, словно я владею всей информацией. Не владею. И не желаю.
Сара задумчиво кивает. Признаюсь, чтобы избежать неловких откровений:
– Я видела хронику с твоим участием и только.
– Не может быть, – растерянно улыбается женщина. – Все записи уничтожены.
– Все, кроме той, что отец хранит у себя в кабинете.
– Говард Голдман, – улыбается Сара – пространно, отстранённо; ей нравится, как звучит имя? – Не могу поверить.
– Я тоже.
Каин желает вступить в наш диалог, но женщина останавливает его мановением руки. Произносит спокойное:
– Рада встретиться с тобой, увидеть тебя, Карамель Голдман.
– Обычно люди говорят, что рады удостоенной чести.
– Слышится голос Саманты Голдман, – укалывает Сара – нежная на вид, и лукавая на естество. – Лицо у тебя Говарда, а вот характер – Саманты.
Беглянке – равно Каину – всё известно о моей семье?
– Мы не похожи с ней ничуть, – пускаюсь в спор. Слишком быстро и, наверное, откровенно. Необдуманно. Просто меня задевает сравнение с тем, с кем я неустанно борюсь изо дня в день.
– Извечный конфликт дочери и матери – он пройдёт, когда ты повзрослеешь, Карамель.
– Советует психопатка, что перестреляла кучу народу по воле чувств, которые не смогла сдержать, – парирую я. – «Сумасшедшая влюбленная», у хроники есть название. Так мне тебя называть?
Сара теряет дар речи.
– Всё-таки Острог – место изгоев, а не надежды. Решил меня, – обращаюсь к растерянному Каину, – привести к городской сумасшедшей? Это твой план?
– Ты не знаешь, через что ей пришлось пройти.
– Это не делает сумасшедшим в меньшей степени. И что за объятия? – вновь обращаюсь к женщине. – Демонстрируешь фирменный захват для удушья?
– Кара! – выплёвывает Каин и сердито смотрит на меня. Знает, как действует обрубок имени…знает, вот же.
Предатель.
– Предатель, – говорю я.
Ведь почти поверила, что более не услышу проклятого куска имени.
