– Одеяла требовались для этого, – говорит женщина и поправляет своё. – Наслаждайся, Карамель.
Я смотрю на звёзды, которые видела лишь в проекции. И ощущаю проступившие слёзы. Эй, что такое? Быстро стираю их, припечатывая к щекам, и отворачиваюсь, дабы женщина ничего не увидела. Увидела. Наверняка заметила.
Сара спрашивает:
– Ты потрясена красотой звёзд или они навеяли воспоминания?
Решаю признаться, ударившись в несвойственную (или покрытую коркой льда и нелюдимости?) сентиментальность, ибо Сара из Острога не имеет никакого отношения к Новому Миру и управляющему аппарату идеального града.
– Дядя подарил мне проектор звёздного неба, сказав, что все эти звёзды – для меня; загадывай желания, Карамель, но не на падающие светила, а на крепко держащиеся в полотне мрака, ибо даже если они давным-давно потухли – их свет ещё доходит до нас, напоминая о значимости и величии.
– Очень чувственный подарок, – улыбается Сара. – Хочешь поговорить? Содержание происходящих в ночи бесед там же и остаётся – никто не выносит их на рассмотрение после взошедшего солнца, это негласное правило всех существующих и существовавших когда-либо на Земле.
– Давай, – соглашаюсь я.
– Как тебе Острог? Атмосфера в целом и команда Резиденции.
– Привыкну.
– Лаконично, – посмеивается Сара и откланяется, руками впиваясь в холодный шезлонг. – Ещё никто не был более краток и при этом насыщен. Я понимаю тебя: все эти люди кажутся чужими, а их смыслы – девиантными.
Обращаю взгляд на женщину. Она умело подцепляет меня последним словом.
– Но лишь в Остроге, – продолжает она, – ты разубедишься в девиантности, позволишь себе мыслить критически и допускать любые, даже разнящиеся с твоими и заявленными государством как политически верные, ценности.
Мы недолго молчим. Вспоминаю прошедший вечер, вспоминаю пробежавшее (или закоптившееся в уме, Карамель?) предположение, что Каин и Азуми приходятся друг другу кем-то больше, чем соседями по дому и революции. Уже не пытаюсь анализировать, почему меня это интересует (возможно, шампанское дало о себе знать) – лишь представляю нависшую над юношей деву и разбираюсь в обстоятельствах.
– Азуми и Каин – пара? – любопытствую я.
– Из всего тебя беспокоит действительно это? – парирует женщина. И наблюдает моё недовольное лицо. – Что за взгляд, Карамель?
– Осаждаешь словно мой отец. Он всегда знает, что сказать, дабы привести в чувства и усмирить.
– Чему-то мы друг у друга, явно, могли научиться, – улыбается Сара. И это раздражает. – В Остроге нет жестко регулируемой системы и вступать в отношения и связь с кем-либо допускается без назидательного взгляда управляющего, разрешения и комментария. Хотя и в Новом Мире официальный статус пары – лишь формальность, ты уже поняла. У тебя есть мальчик?
– Был. Новый Мир решил разорвать пару из-за последних событий.
– И ты легко согласилась?
Было ли это легко? Могу себя убедить, что да. Настоять и поверить – в этом особенность человеческого мозга.
Отвечаю:
– Согласие даётся трудно, если испытываешь чувства и не можешь примириться с их отторжением. Я же не испытывала ничего. Ромео – хороший парень. Наверное, слишком хороший для меня, потому что хотел дать многое и сделать многое, а я всегда его отвергала, ссылаясь на Свод Правил и общепринятые нормы.
– Не любила его?
– Я – Карамель Голдман, вот ответ. Северянка, дочь управляющих Нового Мира, Создатель, и я не признаю чувств. Об этом пестрят все интервью, статьи и обращения. Чувства есть слабость, есть уязвимость, а человек, построивший град на граде, без пяти минут бог, не может быть слаб и уязвим.
Сара ведёт бровью и легко улыбается. Как это понимать? Затем спрашивает:
– Что отец думал о Ромео?
– Он был не сильно доволен моим выбором. Но разрешил нам стать парой, хотя – как я узнала позже – самостоятельно подыскал перспективного и богатого жениха. Мы бы всё равно расстались с Ромео.
– Это на него похоже, – отзывается Сара. Словно о давнем знакомом, и это не может не раздражать. – Всё-таки ты легко соглашаешься с расставанием…
– Потому что так правильно.
– Правильно для кого?
– Свод Правил не врёт.
– Твой отец поспорил бы.
Наберись сил, Карамель Голдман, и задай вопрос. Женщина явно провоцирует на него, подводит, хочет поведать. Почему не начнёт беседу сама? На это сложно ответить.
– Откуда мой отец, Говард Голдман, знает тебя, Сара из Острога? – воспользовавшись моментом, спрашиваю я. Обстановка к искренней беседе располагающая. Может, сейчас я узнаю ответы на интересующие вопросы?
– Если твой отец не рассказал об этом, на то были причины, – увиливает женщина. – Уважай его позицию.
– Я уважаю, поэтому не докучаю расспросами его, – говорю я. – Однако твоя позиция может быть отличительна. Откуда ты знаешь, Сара из Острога, моего отца, Говарда Голдмана?
Женщина увесисто молчит.
– Откуда тебя знает мой дядя, Алмас Голдман?
– От тоже не смог сохранить тайну нашего знакомства? – почти смеётся Сара. – Всегда любила Алмаса, но – о, прошу, не делай такое лицо и не смотри на меня так – любовью дружеской, почти братской. Из всех Голдман он питал ответные дружеские чувства, оберегал и защищал. Ему тяжело далось наше прощание. Не тяжелей, чем Говарду, но всё же.
Легче не стало. Понятней – тоже.
– Говард Голдман сказал, что ты – дочка некогда уважаемого управленца, однако твоя фамилия мне неизвестна. Вы были в одних кругах, прежде чем ты влюбилась и всё пошло наперекосяк? Поэтому знакомы?
– Ты умная девочка, Карамель Голдман, легко сопоставляешь. Мои ответы не нужны, сама видишь.
– Для чего отец дал тебе пистолет?
– Очевидно, нет?
– Чтобы ты сбежала из Картеля, – предполагаю я. – Но не понимаю причин: как он пошёл на такой риск, как ты приняла его жертву? Ты сама сбежала из Картеля, верно? И нашла Острог?
Сначала Сара не отвечает, затем же – выплёвывает резко, резво, с граничащим фанатизмом:
– Я его основала, Карамель Голдман. Повстанческое движение на плодовитых землях. Здесь были обхаживаемые южанами поля, но Резиденция и революционные мысли отсутствовали. Острог, милая моя, значит тюрьма, и здесь заключены все те, кому не хватило сил и ума соответствовать политическому режиму во имя безопасной и красивой жизни.
– Не понимаю…– спешно признаю я, – тебе не мил Острог? Я думала, каждый здесь отдаёт ему всего себя.
– Как донесёшь мысль – так о ней будут отзываться. Все, кто попадает сюда, питают искренние чувства: восхищение к этому месту, потребность в нём. Потому что людям дают дела и задачи, дают смысл жизни, нагромождают потерянную жизнь новой истиной. Мне ближе республика, демократия. Они здесь имеются. Нет тоталитарного режима, нет деспотизма. Каждый самостоятельно взаимодействует с Новым Миром и его представителями (фабриками, управляющими, южанами), выбивая право на возможность жизни у почвы – продают ресурсы, поставляют товар, снабжают продуктами. Никто не следит и не контролирует этот процесс, он отдан людям, остроговцам. Однако ты напрасно думаешь, что в Резиденции нет главного. У любой революции есть направляющая рука, что заносит топор. Ты заметила, как Каин ведёт за собой толпы, обращает внимание людей? Заметила, как люди избегают тяжёлых речей Лоло? Заметила, как снисходительно относятся к моей компании, не ведая, что всё построено моими силами и слезами? Каждый наделён своей функцией, каждый выполняет свою работу. Моё дело – продавать революцию и нести её идеи в массы посредством созданного образа.
