– Скажи хоть что-нибудь, Голдман.
– Ты понимаешь, что у этого будут последствия? – спрашиваю я и обращаю холодный (потому что воедино смешиваются презрение и страх, недовольство и ужас, беспокойство и опасения) взгляд.
– Мы движемся ради последствий, – отвечает Каин.
– Не предполагал, что они могут оказаться негативными для вас? Что, если точка «до» покажется приятней и выгодней, нежели «после»? Возможно, сейчас ты обрёк всех остроговцев и старожилов отлучённого района.
– Мы пытаемся. Мы пробуем. Мы резонируем, чтобы нас услышали.
Больной ублюдок. Нет, это точно неправильно.
– Северяне вас не простят, – утверждаю я.
Вас.
Не нас.
Я не имею к этому отношения.
Или уже имею?
Повлияла ли я – своим присоединением к резидентам – на решение подорвать главное городское здание?
Впервой Золотое Кольцо – шагающие по нему – замерло: люди обратили (не боясь быть наказанными или привлечёнными) взгляды на дребезжащее Здание Комитета Управляющих. А если там отец? Вспоминай, Карамель, какой день недели. Отец дома, точно. Отец не может быть не дома.
Люди молчат. Новый Мир молчит – мы смотрим на последствия единожды прозвучавшего взрыва. Похожий взрыв унёс жизнь Беса Голдмана, похожий взрыв (меньший по радиусу) расколол мосты для пешеходных троп и отправил людей в пустоту. Новый Мир не паникует и не боится, Новый Мир ведёт себя подобающе – мы с горечью на сердце наблюдаем последствия чужой слабости, наблюдаем израненный символ города, нашей власти, нашей жизни. В серое небо вползают новые – раньше невидимые – цвета: графита, смолы, копоти, лакрицы, торфа, фантома. Если бы Здание Комитета Управляющих могло схватиться за бок и прикрыть оторванную часть металлической плоти…
Говорю:
– Мне непонятна политика разрушения, Каин. Почему вы пытаетесь воззвать через хаос и разруху?
– Потому что наши голоса не слышны, Карамель. Слышны взрывы и выстрелы, слышно что-угодно, но только не людские голоса – мы неспособны докричаться до вас, вы далеки, вы застряли в своих воздушных замках и ослепли от неонового света бесконечной рекламы; мы – даже не эхо, нас не слышно.
– Мог бы уведомить, что собираешься снести половину этажей у Здания Комитета Управляющих.
– Я думал, ты будешь воодушевлена этим.
– Серьёзно? Кого ты пытаешься обмануть? Меня или себя? Чтобы Карамель Голдман и обомлела от вида разваливающегося Здания Комитета Управляющих? Считаешь, у меня нет и не было никаких принципов, ценностей и привязанностей? Между прочим, в Здании Комитета Управляющих заседают мои родители! Мои родители!
– Известно! – восклицает Каин. – Однако они не там. Не сегодня. Это сообщила Сара, и, если ты разуверилась во мне и моих словах, ей точно можешь верить.
Слова несколько успокаивают.
И секунду спустя второй взрыв потрясает Новый Мир – после него сотни летающих дронов мчатся к полыхающему зданию. Стыжу Каина, что ему неизвестна мера, а он оправдывается, что второго удара быть не должно. Начинается паника. Всё-таки. Ведь за вторым может последовать третий взрыв, и ещё, и ещё, и ещё – пока все дома не обрушатся и не отправятся под пяты, пока град не расколется на кусочки, пока люди не падут в низовья, из которых поднялись. Золотое Кольцо дрожит – в самом деле вибрирует. А люди несутся, спасаются, торопятся – к своим машинам или в отделы, садятся за парапеты или кучкуются в стороне. Наблюдаю за потерявшими самообладание паразитами Нового Мира.
– Надо уходить, – говорит Каин.
И – вдруг! – мне кажется, я вижу у края платформы Ромео. Оставляю Каина и бездумно кидаюсь в сторону ускользающего силуэта. Люди напирают, как загнанные в угол – метятся из стороны в сторону, толкаются, пружинят, липнут, а потому я не могу ни нагнать, ни увидеть Ромео. Я даже не уверена в том, что видела его. Может, в очередной раз похожий молодой человек…Выкрикиваю имя.
– Ромео! – слышит юноша и, держа руки распахнутыми, оборачивается.
Каин загребает меня в объятия и волочит следом: выбиваюсь и кричу, велю оставить меня, вернуться, пройти вместе – всё и разом. Потому что теряю Ромео из виду, ибо он теряется в толпе незнакомцев, в толпе истинно безликих. Каин тащит: говорит о наступающем Патруле Безопасности, однако я не слышу (не желаю слышать).
– Успокойся, ты же Голдман! – выпаливает дрожащий голос.
– Пошёл ты, Каин из Острога! Отпусти!
Вырываюсь. Удаётся. Бегу к месту, где стоял Ромео, но Ромео – как и другого похожего юноши – там нет. Растеряно озираюсь – куда он пропал? Смотрю вниз – через парапет, в пустоту, в низовья Золотого Кольца, низовья Нового Мира, несуществующее полое пространство. Некто хватает за плечо и удерживает силой подле. Оборачиваюсь – взглядом препираюсь с лишённой цвета формой Патруля Безопасности. Один из служителей закона – вот как, попалась. Говорит что-то по наушнику, не даёт вырваться. Об этом предупреждал Каин – всех вместе, разом, они не задерживают; цепляют по одиночке. Особенно – в момент паники. Вдруг появляется сам Каин. Весом влетает в стоящего столбом служителя порядка; тот теряет равновесие и оказывается на удерживающем от падения парапете. Каин помогает парапет преодолеть, так просто. Выбрасывает человека с Золотого Кольца. Нет-нет-нет-нет…
Так нельзя.
– Так нельзя…
Сжимает пальцы на коже – на том же самом месте, давит плечо. Гляжу на пустующее пространство, где раньше находился служащий из Палаты Безопасности, а ещё раньше – Ромео. И позволяю себя увести. Не помню – точнее не понимаю – как оказываемся несколькими этажами ниже: теряемся в спасающейся толпе, прячемся в подобии переулка закопчённой улицы.
– Сейчас нам пригонят машину, нужно убраться с Золотого Кольца, – говорит юноша.
– Ты столкнул человека с края платформы, – говорю я.
– Прости, это вынужденная мера.
– Ты столкнул его…
– Я знаю, хватит напоминать.
Сначала Каин спокоен и пренебрежителен, затем – резок и сердит.
– Он перелетел парапет, – уточняю я, – и отправился в самый низ Нового Мира. Ты представляешь это? Хоть осознаёшь?
– Знаешь, – качает головой, – фактически он не долетел до основания домов, мы уже обсуждали подобие натянутого тента, что делит новый и старый миры.
– Серьёзно, ты об этом? По твоей вине служащий из Палаты Безопасности не вернётся сегодня домой. Его не увидит семья. Понимаешь?
– Карамель, – на выдохе роняет Каин и присаживается ко мне, берёт за руки, – я осознаю произошедшее, как никто другой, потому что произошло оно по моей воле… Но поступок осмысленный, вот уж извини. Сделал бы вновь, ибо я взял на себя тяготу этих мыслей, спасая тебя, Карамель. Никому – ни единому служащему Патруля – я не позволю прикасаться к тебе. Пугать. Причинять зло. Даже если придётся убивать.
