Ноги Амелии увязли, ни шагу ступить девушка больше не могла, лишь глубже погружалась в пучину смерти. Охваченная отчаянием, она истошно завопила. Жидкое стекло обжигало и испепеляло все тело. Оставляя сердце напоследок, это место вынуждало ее испытывать невыносимые мучения. Последний вздох и…
Вот она снова на поляне, все так же в объятиях дуба.
Испугавшись собственного крика, девушка ощутила невообразимый прилив сил и желания жить. Амелия жадно хватала ртом воздух, широко распахнутые глаза искали ответы, зацепку на происходящее. Ничего, голых деревьев и пары сосен не было.
Осознание действительности пришло не сразу, оно наступало постепенно, подкрадываясь подобно мудрому хищнику к своей добыче. Девушка больше не кричала, но задыхалась от слез. Бессилие вновь заволокло ее, еще пуще прежнего.
– Амелия, – позвал Александр.
– Я здесь, – прохрипела она коротко, не найдя, что добавить.
С каждым вздохом тиски ощущались туже, продолжать так сидеть становилось просто невыносимо.
– Тебе что-то снилось? – спросил парень.
После трехдневной голодовки, она не могла долго держать собственную голову, от чего та почти безжизненно откинулась назад, уперевшись затылком о ствол. Держать взор открытым снова стало казаться непосильной задачей.
– Нет, – коротко ответила она.
– Не умерла и ладно. Не желаю слушать ваше воркование, – резко отозвалась Фабиана.
Услышав голос справа от себя, Амелия слегка оживилась, брови ее нахмурились. В голове вертелись отрывки разговоров, обломки слов, огрызки мыслей, но соединить их воедино не удавалось совсем никак.
Какая беда напала на этих несчастных и что они пережили лишь лесу известно, но и тому было все одно до людского. Как стоял он сотни тысяч лет, так и простоит и увидит еще больше всякого: и горестного, и радостного.
Чувствуя свою беспомощность и ничтожность, в груди Амелии зародилось плаксивое чувство отчаяния, что угрожало затопить ее целиком, заставить захлебнуться в собственной боли.
Здесь было тихо. Настолько тихо, что думалось, будто уши набили ватой. Ни единой птицы, ни зверя, ни души. Небо выглядело столь призрачно и далеко. А высокие кроны деревьев, поддерживающих этот потолок – еще массивнее.
Так казалось, пока вдалеке не послышался голос, мурлыкающий какую-то незнакомую мелодию. Звучал он до того завораживающе, что забывалось все на свете. По мере усиления звука, стал слышим и хруст снега под ногами.
К ним явилась прекрасная девушка в простом белом сарафане, походившем скорее на саван, а на голове ее громоздился до боли знакомый венок. Тот самый, что был преподнесен Александром своей невесте. Девушка подошла к Амелии и легко опустилась рядом с ней на колени. Ее босые ноги покраснели от мороза, но выглядели до того нежно, что походили на листья роз на снегу. Лицо и тело ее были безмерно очаровательными, но в купе с одеждами и внешним видом представляли собой пугающее зрелище. Она искренне улыбалась, разглядывая Амелию, а в глазах не наблюдалось ни тени безумия.
– Здравствуй, дитя Каганата, – обратилась она к Амелии, не сводя с нее своих лазурно-голубых сияющих глаз.
Светлая кожа девушки словно отдавала блеском. Она светилась так, будто внутри нее жила яркая Сихот [она из двух ярчайших звезд]. На фоне снега, покрытого сосновыми иголками, она была похожа на волшебный дух. Ее медно-рыжие волосы доходили до самой поясницы, отчего та напоминала русалку из детской книжки.
Зачарованная красотой незнакомки и фальшивостью их положения, троица не нашла, что ответить. Все сидели молча и пытались поймать хоть тоненькую нить, которая помогла бы найти ответы на внезапно родившиеся вопросы.
– Не желаете говорить со мной, – ласково заметила она. – Что ж, ладно. Я принесла вам поесть, – девушка достала из корзины и протянула алые наливные яблоки.
Они были неприлично большие и до того яркие, что при одном взгляде на них, желудок начинал вытворять странные вещи. Такие не везут ни с одной стороны света. Красивые, но ненастоящие, едва ли они выросли по воле природы. Прикасаться к ним было боязно, но изголодавшиеся тела кричали и тянулись к съестному.
Фабиана пристально смотрела на подношение, поедая его взглядом. Дуб расправил свои ветви, освободив каждому узнику руки и она, не сдерживаясь жадно впилась в ароматный фрукт. Мужаясь, Амелия приняла дар, но ее ослабленные руки совсем не хотели ничего держать. Она откусывала понемногу, стараясь прожевывать, но челюсть совсем не хотела ворочаться. Александр же наотрез отказался от дара, выразив категоричное «нет».
В это время, незнакомка внимательно следила за Амелией, наблюдала за каждым ее жестом. Девушка очень слаба, но ее сильный дух был непоколебимым стержнем. Она будет держаться до последнего.
– Распрекрасно, – заключила «русалка», по завершении трапезы ветви дерева окончательно освободили своих подопечных. – Не делайте глупостей, мне бы так не хотелось разлучать вас, – с той же ласковой улыбкой, пригрозила она.
Стоило опоре сгинуть, Амелия обессилено упала, выронив из рук недоеденную половину плода. Полузакрытые глаза глядели в никуда, а губы очень старались сообщить что-то.
– Ей нужно что-то больше, чем просто яблоко, – злобно прошипел Александр.
– Разумеется, – пропела незнакомка. – Но Вам придется на руках нести ее. Мы идем в тепло.
Стоило оно того или нет, станет ясно позже, но сейчас выбор не был велик. Александр уже дал клятву заботиться о девушке и произошло это задолго до Отеческого обета.
Глава 24.
Смерть черной тучей нависла над Дивельградом, выискивая жертв пьяной резни, сурового мороза или страшной болезни. От ее зоркого глаза не спрятаться, не укрыться и не спастись. Единственное, что остается простому человеку – ждать своего часа. Только всякий ждет по разному: одни смиренно живут без радости, другие тратят драгоценные минуты во всеобщее благо, третьи же кладут их на алтарь собственного удовольствия. И никто на этом свете не посмеет судить, покуда человек не нарушит законов земных.
– Мальчик мой, меня мало беспокоят увлечения твой супруги, – кряхтел Василий. – Весьма прискорбно, разумеется. Можешь организовать поиски, позволяю. Но ты мне скажи, сумел ли ты найти подход к ней? А к Анастасии?
Виктор сидел на низком стуле у подножия кровати короля и рассказывал ему события прошедшей недели. С роковой ночи прошло уже порядка восьми дней, а он по-прежнему с содроганием вспоминал глаза Аделаиды.
В доме его встретил ночной покой, где господствовал Хранитель. Войдя в зал, ему открылась неоднозначная картина: Виктория и Ана, уснувшие на креслах друг напротив друга, Ада с Иваном, мирно дремлющие на диване. Эта разношерстая семейка уже давно не питала друг к другу родственных чувств и было удивительно снова видеть их вместе.
Он тихо подошел к супруге и нежно, едва касаясь, провел кончиками пальцев по ее лицу. Чуткий сон женщины прервался, и глаза ее распахнулись. Она выглядела очень напуганной, а осознав, кто стоит перед ней, во взгляде метнулись недобрые искорки.
