— Вот об этом я и хотела поговорить… — промурлыкала она, остановившись за спинкой моего кресла и обняв сзади за плечи.
— О чём?
— Мы слишком беспечны. Проводник вагона наверняка давно понял, что у меня кто-то гостит. А если мы так будем ехать до самого Томска и сойдём с поезда вместе… Как бы не было лишних разговоров. Я всё-таки обручена с очень влиятельным человеком.
— Не беспокойся. Я и не еду до самого Томска, — соврал я. — Мне в Юргу надо, к дядюшке. Так что остаток пути тебе придётся поскучать без меня.
Она вздохнула — одновременно и с грустью, и с облегчением. Обняла ещё крепче, звонко чмокнула в щёку и пошла обратно к дивану — подбирать разбросанные предметы гардероба. В дверь деликатно постучали, и она охнула, инстинктивно прикрывая ладонями стратегические места:
— Я занята! Ничего не нужно!
— Хорошо-хорошо. Простите за беспокойство, сударыня! — отозвался проводник.
Накинув халат, Ольга задумчиво взглянула на стену, где под часами красовалась схема железнодорожных путей.
— В Юргу? Так осталось совсем немного! Тут ехать-то всего пару часов.
— Угу, — кивнул я, не отрываясь от газеты. — В компании с толстяком время летит незаметно.
— Это каким ещё толстяком? — возмущённо переспросила она и, проходя мимо кресла, отвесила мне шутливый подзатыльник. — Уж не меня ли ты имеешь в виду?
— Эм… Не обращай внимания. Глупая присказка, не помню уже, где её слышал. К тому же, никакая ты не толстая. Ну, может, только там, где надо, — приподняв край халата, я, не глядя, погладил её по бедру.
— Вот то-то же! — удовлетворённо кивнула она, взъерошив мне волосы. — Ладно, я в ванную. Веди себя хорошо! И надень хотя бы штаны, бесстыдник. Вдруг зайдёт кто.
Я кивнул и продолжил изучение газеты. Местную периодику я читал с огромным интересом, хотя порой было и сложновато разобраться в новостях из-за незнания контекста. Но, как я убедился ещё гостя у Аскольда, чтение здорово помогает в восстановлении памяти. Новые сведения запускают ассоциативные ряды, начинаешь что-то припоминать, сравнивать.
В голове, правда, по-прежнему была полная мешанина. Взять ту же присказку про толстяка. Я и правда выдал её на автомате, а теперь мучительно пытался вспомнить, откуда она. Явно из прошлой жизни. Поговорка? Но они обычно имеют какой-то смысл, мораль. А тут… дурацкая фраза какая-то, но прилипчивая.
Перевернув страницу, я невольно вздрогнул.
«Новый теракт анархистов в Демидове: взрыв в поезде унёс жизни тридцати пассажиров».
На чёрно-белом фото — раскуроченный сгоревший вагон крупным планом. Я будто снова ощутил запах гари, страшный скрежет металла, боль от впивающихся в лицо осколков стекла.
Кошмары о смерти мне снились уже несколько раз, в обе ночи, что я засыпал в купе. Истомина, разбуженная моими вскриками, обеспокоенно гладила меня, прижимала к себе, шептала что-то успокаивающее.
Причем в видениях этих перемешивались обе смерти — и настоящего Богдана, и моя собственная. Они были очень разными по обстановке, но обе одинаково быстрыми и болезненными.
Богдана вышвырнуло взрывом из окна поезда. Яркая вспышка, удар, ощущение полёта.
Со мной было иначе. Смутные темные силуэты, появившиеся из-за угла. Хлопки выстрелов, отбрасывающих меня к стене. Моя собственная рука, держащая пистолет и стреляющая в ответ — почти наугад, потому что в глазах уже всё темнеет и расплывается. Кто-то из противников падает совсем рядом. Кровь на покрытой светлой плиткой полу. Чёрный зрачок пистолетного дула перед самым лицом…
В общем, умер я и правда не от старости. Меня пристрелили. Судя по обстановке, засада в подъезде обычного жилого дома. Какие-то криминальные разборки? Возможно. На боевые действия это не похоже. Да и я точно не был военным. Я пока так и не вспомнил окончательно, чем занимался в прошлой жизни. Но всё же по ряду всплывших воспоминаний и некоторым косвенным признакам можно было уже сделать некоторые выводы. Я вёл довольно опасный образ жизни, связанный с регулярным риском, выслеживанием людей, погонями, иногда и перестрелками. Но действовал в основном один или в небольшой группе.
Что-то вроде детектива? Похоже на то. Особенно если учесть непримиримую, въевшуюся в саму натуру неприязнь к представителям криминального мира. В том числе и к отморозкам, взорвавшим поезд (хотя тут, конечно, можно списать на личную заинтересованность).
Занятно, что попытки вспомнить больше подробностей о своей гибели и вообще о том, чем я занимался в прошлой жизни, были самыми трудоёмкими и мучительными и частенько заканчивались приступами мигрени. Это касалось, к слову, не только моей жизни, но и жизни настоящего Богдана. Зато всякая незначительная мелочёвка всплывала в памяти сама собой, целыми пластами.
Я пришёл к выводу, что это что-то вроде защитной реакции психики. Во мне намешаны воспоминания двух людей. Мозг пытается их совместить, но дозированно, чтобы я не сбрендил. А вот с общей информацией, не касающейся меня напрямую, всё проще. Она менее травматична и даже полезна.
В конце концов, помня слова Аскольда о том, что память со временем должна вернуться, я решил не форсировать события. Всему свой черёд.
Материал о взрыве в Демидове меня заинтересовал не только потому, что я побывал в том злополучном поезде. Террористы в местных газетах упоминались регулярно. Это были и анархисты, и коммунисты, и некие народники, и какие-то религиозные фанатики, именующие себя Божьими воинами и, кажется, ведущие охоту на Одарённых.
Жизнь в империи была далека от идиллии — в обществе бродили революционные настроения, и в этом прослеживались прямые параллели и с моим старым миром. Только там это всё было делом давно минувших дней, о которых я знал только из учебников. Здесь же всё только начинало разворачиваться. Пришествие в мир Ока зимы и появление Одарённых хоть и здорово повлияло на этот мир, но не могло повернуть русло естественного исторического процесса.
На международной арене дела обстояли тоже тревожно. Вот, к примеру, пара абзацев из статьи, перепечатанной «Уральскими ведомостями» из столичной газеты «Новое время».
«Двадцатый век мы встретили в ожидании великой войны. Увы, за три года эти опасения лишь укрепились. Противостояние Британии, России и Иберийской унии достигли своего предела. На этом фоне Оттоманская порта, вновь заявляющая о своих притязаниях на Чёрном море, выглядит не столько как реальная угроза, сколько как провокатор, стремящийся нарушить и без того шаткое равновесие.
Очевидно, что турки не осмелятся на прямой военный конфликт из-за Крыма. Однако их интриги могут подтолкнуть западноевропейские державы на необдуманные действия. Воздух будто пропитан парами керосина, и достаточно крохотной искры, чтобы грянул взрыв. Война грядет, и это война, которой мир ещё не видывал».
Грядёт, грядёт. Вы, ребята, даже не представляете, что вас ожидает. Пусть расклад на политической карте довольно сильно отличается от того, что был в моём мире, но противоречия, похоже, накопились те же самые.
