Комнатка в доме у Велесова — конечно, тоже лишь временный вариант. Нужно найти жильё поближе к институту и покомфортнее. Но это упирается в деньги.
Впрочем, в них вообще всё упирается. Финансовый вопрос не просто навис надо мной в полный рост. Он ещё и гадко ухмыляется, похлопывая по раскрытой ладони битой, утыканной гвоздями.
Ну, хорошо, еда в студенческой столовке копеечная, и оставшиеся у меня деньги вполне можно растянуть на неделю, а то и больше. Главное Полиньяка больше не угощать. Но ведь и другие расходы будут. Перво-наперво мне нужно будет к началу второго семестра — а он начинается первого марта — раздобыть четыреста рублей на обучение. Может, конечно, получится договориться с Кабановым о какой-то отсрочке или скидке. Но рассчитывать на это — так себе стратегия.
Когда Кабанов изначально назвал мне сумму, она показалась мне не особо крупной. Но беда в том, что я пока плохо ориентируюсь в местных ценах.
Кое-что удалось узнать от Трофимова. Полиньяк как раз узнавал у него, можно ли во время учёбы где-нибудь подрабатывать, и я присоединился к расспросам.
Услышанное меня не обрадовало. Студенты в основном подрабатывали на почасовой или посменной работе типа официантов, грузчиков, разнорабочих на стройке. Но даже если посвящать этому половину месяца, вряд ли заработаешь больше двадцати-тридцати рублей.
Те, кто побашковитее, устраиваются писарями, репетиторами или выполняют несложные заказы по специальности, на которую учатся. Заказчиками в том числе могут быть и менее смышлёные, но более обеспеченные однокурсники, а ещё чаще — те, кто на год-два младше. Это не приветствуется преподавателями, так что нужно соблюдать осторожность, чтобы и самому не спалиться, и клиента не сдать.
Хотя, всё равно это не про меня — мне бы самому учебную программу освоить. А вот Полиньяк, кстати, заинтересовался. Особенно когда узнал, что французский язык до сих пор популярен у местного бомонда, так что можно кормиться его преподаванием.
Впрочем, даже умственным трудом студенты могли заработать немногим больше, чем где-нибудь на стройке. Ну, рублей пятьдесят максимум. Вообще, типичная зарплата в Томске — как раз рублей сорок-пятьдесят, если не считать каких-нибудь чиновников или купеческих приказчиков.
Так что, выходит, высшее образование здесь стоит весьма дорого. А в столице — ещё дороже. Впрочем, затраты эти окупаются. Рядовой инженер — выпускник Горного, может рассчитывать на зарплату рублей в двести, а то и выше, в зависимости от проекта. Геологи-изыскатели, особенно специализирующиеся на эмберите, могут зарабатывать в разы больше. Правда, их работа связана с немалым риском.
Но для начала институт закончить надо. А денег на это пока нет. Нетрудно посчитать, что обычными студенческими подработками тут не обойдёшься.
Единственный шанс — это так называемые «учебные практики» на каникулах между семестрами. Каникулы в Горном довольно длительные — по два месяца зимой и летом. И на эти периоды студенты частенько нанимаются в экспедиции на восток, в Сайберию. Тоже, конечно, работа грязная и тяжелая, но платят там в разы больше, чем в городе. А ещё ходят байки про счастливчиков, которые во время таких практик умудрялись найти самородок редкого эмберита и в одночасье разбогатеть.
Рассчитывать на подобную лотерею, конечно, глупо. Но пока выходило так, что это едва ли не единственный способ заработать на дальнейшее обучение и в целом на жизнь. По крайней мере, законный.
В связи с этим приглашение от Кудеярова-старшего представлялось мне всё более интригующим. Я и так его, скорее всего, принял бы — просто из любопытства. Но сейчас я надеялся, что Фома предложит мне что-то выгодное. В конце концов, для чего это разговор? Если бы он хотел меня каким-то образом прижать — например, за конфликт с его сыном — то не стал бы звать в людное место.
Так что ближе к девяти часам я уже поднимался по лестнице на второй этаж «Славянского базара».
Заведение и правда было большое и пафосное, не чета «Старому ушкуйнику». Огромное здание с нескольким обеденными залами. Лепнина и позолота на стенах, белоснежные скатерти, серебро и фарфор, вышколенные официанты, одетые получше, чем я сам. Впрочем, меня пропустили без лишних вопросов. Всё-таки форма — есть форма, пусть и студенческая.
Фома восседал за большим столом в отдельном закутке зала, огороженном с двух сторон декоративными решетчатыми ширмами. Был он в гордом одиночестве, если не считать маячивших чуть в стороне амбалов-телохранителей.
— Богдан Сибирский, — проговорил он, поднимая взгляд от тарелки со здоровенным стейком, который разделывал изящным серебряным ножом.
— Угу. Собственной персоной, — ответил я.
В животе заурчало от того изобилия, что было выставлено на столе, и особенно — от горячего, исходящего паром куска мяса. Аспект Зверя во мне всё еще не рассеялся до конца, запахи я чувствовал очень ярко. А при виде стейка ещё и хищнические инстинкты обострились. Хотя, может, всё проще, и я просто голоден. Обед в институте был не особо сытным. И уж точно не таким богатым.
— Садись, садись, — бросил Фома, указывая на стул напротив. — Ты немного припозднился. Но у нас есть минут пятнадцать-двадцать на то, чтобы переговорить с глазу на глаз.
— А потом? — уточнил я, придвигая стул и окидывая взглядом пустую тарелку перед собой.
— Потом подойдёт моя дама. А при ней я о делах не говорю. Да ты угощайся, будь как дома. Точнее, считай, что у меня в гостях.
Тут же, будто из-под земли, вынырнул официант с белоснежным полотенцем на сгибе локтя. Я молча указал ему на тарелку Фомы и потом на свою, и он, кивнув, исчез так же быстро и бесшумно, как и появился.
Сам Фома тем временем самолично налил мне стопку водки из початой бутылки. Рюмки здесь были занятные — хрустальные, высокие, на длинной ножке, с матовым напылением, напоминающим морозные узоры.
— Это тоже ваш ресторан? — спросил я.
— Угадал.
— Солидно. И публика здесь совсем не такая, как в «Ушкуйнике».
— Публика мне нужна… разная. Хороший хозяин никогда не складывает яйца в одну корзину.
— Понимаю.
Фома налил и себе, несколько театральным жестом поднял рюмку, явно ожидая от меня того же. Я без особой охоты взял свою. Резкий спиртовой запах неприятно раздражал обострённое обоняние. При этом оказалось, что матовый белый налёт на внешней стороне рюмки — не декоративный. Они действительно были заморожены до ледяного состояния. Я разглядел на донышке рюмки, в месте, где оно переходит в ножку, крохотное, со спичечную головку, черное зернышко, впаянное в стекло и окружённое заметным ореолом эдры.
Ледяной эмберит. Занятный сценарий использования.
Охлаждённая водка скользнула по глотке так мягко, что я почти не успел ощутить её вкуса. Закусил маринованными грибочками — упругими, красивыми как с картинки, лежащими в хрустальной вазочке вперемешку с кольцами лука.
