На том же этаже располагалась комната Джеда Джон-сона, по размеру совсем маленькая. На четвертом – гостевая комната, обставленная мебелью из клена и палисандрового дерева, выполненная в стиле американского романтизма.
Джед Джонсон был счастлив: наконец для него открылась перспектива для блестящей карьеры архитектора и декоратора интерьеров. У Уорхола не было причин для недовольства, но в этой «пещере Али-Бабы», забитой сокровищами, он жил в постоянном страхе быть обворованным. Каждое утро, прежде чем выйти из дома, он обходил с инспекцией все комнаты, держал в руках связку ключей, поочередно открывая и после осмотра закрывая каждую дверь. Вернувшись вечером или поздно ночью, Энди повторял процедуру: он открывал одну за другой комнаты, зажигал свет, все придирчиво оглядывал и снова запирал на ключ.
Не могло быть и речи пригласить туда посторонних. Уорхол очень боялся нападения!
Однако в Studio 54, где Уорхол был завсегдатаем и встречался с Бьянкой, Труменом Капоте, Лайзой Миннелли, Генри Гельдцалером, Маргарет Трюдо
[638], Дайаной Росс
[639], владельцем журнала Halston Виктором Хьюго, он был «творческим ориентиром» для всех вышеперечисленных персон. Он всегда мог воспользоваться удобным случаем для приватной встречи с любыми сиюминутными знаменитостями. Внешность Уорхола часто называли «отталкивающей», богатство и слава заменяли ему соблазнительность… Молодые люди, о которых он еще совсем недавно мог только мечтать, теперь искали знакомства с ним. Но хотел ли он сам этого? Впрочем, хотел ли он вообще когда-нибудь этого? Не была ли сексуальная жизнь Уорхола лишь плодом воображения?
Надвигается тень
Если бы мы захотели классифицировать «портреты», созданные им на протяжении 1970-х годов, то вполне могли бы разделить их на две группы. К одной отнесем портреты, написанные в первой половине этого периода – в них Уорхол применяет интенсивные мазки кистью, штриховку прямыми и зигзагообразными линиями, иногда проводит линии пальцем. К другой группе отнесем портреты конца указанного периода, когда он, главным образом, использует ровные, без оттенков, краски ярких цветов, причем лицо рисует больше натурального размера. Первую группу составляют портреты его матери, Лео Кастелли, Илеаны Соннабенд, Айвена Карпа, Дэвида Хокни, Мана Рэя; вторую группу – Лайзы Миннелли с черными волосами, очень напоминающими шлем; двойное изображение Трумена Капоте в желтой или оранжевой шляпе; Каролины Эрреры
[640] с алыми эмалевыми губами, создающими соблазнительный эффект.
Между тем он рисовал для собственного удовольствия, в свободной манере, неких анонимных персонажей. Это были трансвеститы испанского или негритянского происхождения, которых его ассистенты разыскивали на ночных улицах Виллиджа по его просьбе. В 1975 году появилось странное портфолио под названием «Леди и джентльмены». Оно состояло из двухсот пятидесяти изображений: человеческие фигуры с замысловатыми прическами и в экстравагантных позах грубо раскрашены в оранжевый, лиловый, ярко-красный и ядовито-зеленый цвета. В этих портретах, сделанных не по заказу, чувствуется восхитительная свобода, легкая и печальная одновременно, почти опасная; видны находки, очень своеобразные; ощущается неподдельная эмоция, которая всегда поднималась в Уорхоле, когда он соприкасался с волнующим его миром трансвеститов.
На склоне лет Уорхол примерил на себя образ трансвестита, делая самые разные фотографии, пользуясь в основном «полароидом». На дошедших до нас документальных кинохрониках запечатлена вся долгая процедура нанесения макияжа, разные ее способы, и видно, какое удовольствие от этого процесса получает Уорхол. С другой стороны, в каталоге его выставки в Центре Помпиду находим репродукции его графических набросков, с помощью которых Уорхол старался представить, как бы он выглядел, если бы его нос был потоньше, а волосы гуще, а следом – его профиль, на нем скрыты все недостатки под слоем краски. В равной степени известны его фотоколлажи, которыми он увлекался в 1962 году. Он вырезал из журнальных снимков губы Софи Лорен, глаза Джоан Кроуфорд, лоб Греты Гарбо, наклеивал эти детали на лицо Гарбо и оставлял лишь ее нос, стараясь составить портрет идеальной звезды…
Позже он сделал операцию по «исправлению» носа и стал носить парик, чтобы скрыть начавшееся облысение. Этот парик, который любой другой постарался бы замаскировать под естественные волосы, Уорхол сделал яркой, бросающейся в глаза деталью. Энди носил его в залихватской манере, как провокационный рисунок на одежде, и в конце концов парик стал его «фирменным» знаком.
Уорхол всегда носил с собой сумку, в которой, кроме парика, находилось невообразимое количество всевозможной косметики и средств для макияжа, чем он покрывал свою «бесцветную» кожу. В его «Дневнике» можно часто встретить запись о том, что он отошел в укромное место, чтобы «подштукатурить фасад».
«В начале 1980-х годов художник использует очень густой грим для макияжа и целую коллекцию париков, чтобы преобразиться в одну из див варьете – персонаж наполовину женский, выражая собственной внешностью желание стать более красивым, поиск способов, как это сделать, процесс собственной трансформации и переделывания себя в трансвестита», – написал анонимный автор в каталоге к выставке «Уорхол смотрит», показанной в Марселе в 1998 году.
Он предстал перед глазами всего мира как вполне благовоспитанный персонаж: серебристый парик, черные очки, кожаная куртка, кашемировый пуловер. Изображение так и просится в мемориальный альбом.
Притягивать взгляды фотографов, быть узнанным с первого же взгляда и также исчезать как частное лицо – способ защитить себя, спрятавшись за маской, как он часто поступал, укрываясь за фотоаппаратами или микрофоном.
«Приобретение магнитофона, в самом деле, положило конец тому, что я мог бы иметь в виде эмоциональной жизни, – писал он в книге “Моя философия от А до Б”, – и я этим очень доволен».
Юмор и смешной случай
«Все, что делал Энди, имело комическую подоплеку», – писал Моррисси, который хорошо знал его мир. Сам Уорхол говорил: «Самый неподдельный интерес я питаю ко всем смешным и забавным людям». Что понимал Уорхол под комичностью, смехом до упаду, юмором – этот аспект пока не освещен в полной мере, но при каждой встрече с ним, после того как маска позера исчезала, тут же появлялось желание острословить, прорывался мальчишеский смех.
Рассказывают, как однажды, проходя по Бауэри, он увидел, как кто-то выпрыгнул из окна дома и разбился насмерть. «Вокруг тела собралась толпа, – рассказывал он. – Какой-то бродяга-нищий, виляя зигзагом, приблизился ко мне и сказал: “У тебя прямо под носом случилась такая комедия”».
