В большинстве книг, посвященных Уорхолу, когда повествование касается этого вопроса, что случается очень редко, «Инверсии» и «Ретроспективы» оцениваются как работы зрелого человека, обратившего взгляд к своему прошлому. Весьма неполное толкование.
В конце 1970-х годов к Уорхолу относились как к художнику, популярному в 1960-е годы, который «держится» за счет своей былой славы. Никто не проявлял особенного интереса к тому, что он делает. Получалось, как с Дали – от него ждали острых словечек, потешных скандальчиков, анекдотов из его жизни, чтобы посмеяться. О его поисках, о его находках и изобретениях почти никто ничего не знал, на это все махнули рукой. Уорхол – личность медийная, и был он, вероятно, значительным художником в период большого обновления начала 1960-х годов. Уорхол – это «Фабрика», андеграундные фильмы и репутация развратника. Это серии «Мэрилин», «Лиз», «Катастрофы», «Банки с супом Кэмпбелл»… Неудивительно, что в августе 1981 года у него вырвался истошный вопль: «Я так устал от “Банок супа Кэмпбэлл”, что еще чуть-чуть, и меня вырвет».
«Инверсия» – это значит отрицание. Так стоит ли увлекаться идеей «так называемого уничтожения», которая полностью соотносилась с его собственным умонастроением того времени? Не стоит, поскольку созданные в тот период «Ретроспективы» можно также рассматривать как обращение к прошлому, но ни в коей мере они не являются попыткой к разрушению, напротив, больше похожи на охранные мероприятия.
Известно, что Уорхол был владельцем двух экземпляров «Коробки в чемодане» работы Марселя Дюшана. «Ретроспективы», объединившие на одном полотне изображения «Мэрилин», «Банок супа Кэмпбелл», «Мао», «Электрического стула», «Катастрофы», «Цветы», «Головы коров», существуют исключительно по одному принципу: это – «карманный» музей, способ компактно собрать в одном месте все работы.
То же самое он сделал, издав книгу «ПОПизм», которая была попыткой пересмотреть свое прошлое и словесно изобразить в одном печатном издании всю свою работу, всю свою жизнь.
Эмоциональное наполнение «Инверсий» и «Ретроспектив» вряд ли кто оспорит, но мне кажется не менее интересным внимательное рассмотрение другого аспекта: Уорхол со своим методом «цитирования» собственного произведения предвосхитил движение постмодернизма, которое только зарождалось в то время, а также появление тех, кого назовут «апроприоционистами»
[663].
Спустя совсем немного времени Уорхолу придется прикладывать много усилий, чтобы держать от себя на безопасном расстоянии таких, как Жан-Мишель Баския, как Франческо Клементе, как Кит Харинг, которые ворвались в мир современного искусства в начале 1980-х годов, а пока он в полном согласии со временем.
Конечно, он не единственный, кто использовал повторно какие-то элементы из своих прежних, более ранних работ. В конце своей жизни то же самое делали Пикассо, Лихтенштейн, Стелла, Джонс, но в случае с Уорхолом речь идет не только о вторичном появлении некоторых сюжетов его творчества, которые он вновь запускает в оборот, совершенно иным, без сомнения, новейшим способом. Здесь мы имеем дело с запуском программы «прочтения заново». Расставляя новые динамические акценты, она выбирает все лучшее и помещает это избранное в центр работы. В итоге вновь ощущается взрывной импульс. Уорхолу нет никакого дела до логики. У него всегда все через край, но все – первый класс.
Вспомним, что в его ближайшем окружении находился Виктор Хьюз, который позировал ему, представляя героя одной из скульптур Микеланджело, имитируя античность… Уорхол от души забавлялся подобными иллюзиями, образами-обманками.
В своей чувственно-интимной жизни он был намного сдержаннее. С Джедом Джонсом после двенадцатилетней связи, которая оказалась самым спокойным и счастливым периодом его жизни, в последние месяцы отношения разладились, о чем он сказал такими словами: «С каждым днем жизнь становится все более интересной и возбуждаюшей, но я должен возвращаться домой, окунаться в свою невыносимую жизнь, в которой ситуация с Джедом ухудшается с каждым днем».
Довольно необычный образ жизни Уорхола, его сексуальность, тоже весьма своеобразная, и стремление Джеда Джонсона утвердиться возле Уорхола – все это, вместе взятое, возможно, и явилось причиной упомянутой «невыносимости».
Именно Моррисси первым заметил и был покорен нежной и застенчивой улыбкой совсем еще юного Джонсона, который однажды принес на «Фабрику» телеграмму, да так и остался. Он со своим братом-близнецом приехал в Нью-Йорк из родного провинциального городка буквально за несколько дней до этого визита. В тот же день какой-то жулик украл у них все деньги. Они пришли на почту отправить родным телеграмму и, рассказав о своем злоключении, встретили такое горячее сочувствие, что тут же получили работу разносчиков телеграмм…
Уорхол тоже, по-своему, проявил к нему сочувствие, предложив юноше разделить с ним его жизнь, вести его дом, заботиться о его матери, помогать ему монтировать фильмы, да и вообще помогать во всем, в том числе в съемках буйно-фантазийной комедии Andy Warhal’s Bad с Кэрролл Бейкер
[664] в главной роли. Бюджет этой картины перевалил за миллион долларов.
Джонсон занялся оформлением разных домов, Уорхол привил ему вкус к декорированию интерьеров… и дал возможность иметь собственных клиентов. Итак, после разрыва Джед переехал на Вест-Сайд, где продолжил карьеру независимого оформителя интерьеров.
Однако Джед и Энди не разорвали полностью отношений: Джед продолжал заботиться о двух таксах, Арчи и Амос, которые принадлежали им обоим и жили поочередно, по неделе, у каждого из своих хозяев…
Уорхол тяжело переживал это, что он считал предательством: а как иначе, если Джед обзавелся собственной клиентурой, то это лишь благодаря его влиянию и возможностям… Но Энди также понимал, что с ним жить совсем непросто, мало кто долгое время сможет выдержать его домашнюю тиранию. Он сильно подавлял людей, требуя почти абсолютной подчиненности.
Сам он признавался в этом в своем «Дневнике», когда писал о путешествиях: «Когда я путешествую, то становлюсь таким же требовательным, как Лиз Тейлор или мадам Рубинштейн
[665]. Люди, которых я привлекаю в поездку в качестве переводчиков-амортизаторов между мною и внешней средой, должны все время развлекать меня, потому что без американского телевидения я становлюсь сам не свой. Они должны обладать ангельским характером и уметь разряжать электричество в атмосфере, чтобы выдержать все, что я обрушиваю на их головы, и не сломаться при этом, потому что в довершение всего они должны всё устроить наилучшим образом для того, чтобы мы все благополучно возвратились домой».