Поль-Жан Туле «Письма самому себе», 1927
Для чего говорить о детстве Уорхола? Потому что он родился в Питтсбурге 6 августа 1928 года, за год до глобального кризиса, который так внезапно и бесповоротно изменил экономическую и социальную картину мира. После разрушений и бедствий войны 1914–1918 годов начались процессы интернационализации, и все с ужасом открыли для себя, насколько хрупка и уязвима не только биржа, но и вся капиталистическая система в целом. Крах 1929 года обернулся финансовым катаклизмом, самым мощным в современном мире. В 1929-м, после «черного четверга», огромное число состояний, как казалось помещенных наилучшим образом, испарилось в считаные часы. Нищета и безнадежность, обрушившиеся на простых людей, контрастировали с индустриальным и финансовым «эльдорадо». Рабочие готовы были трудиться всего за доллар в неделю. Они делали надписи на головных уборах с соответствующими предложениями, но спрос был невелик. Бесплатный суп для бедняков заканчивался в мгновение ока. «Очереди голодающих» стали привычным зрелищем. Мрачные годы в золотом десятилетии.
Для чего говорить о детстве Уорхола? Потому что он родился в период между двумя войнами, и хотя его подростковые годы протекали на расстоянии от активных военных действий 1939–1945 годов, в атмосфере напряженного беспокойства предпринимались попытки выжидательной политики, а неистовые патриотические выступления беспорядочно смешивались с легкомысленными, брызжущими счастьем китчами и музыкальными комедиями. Рузвельт проводил New Deal
[137], и коммерческие сделки вновь активизировались.
Для чего говорить о детстве Уорхола? Затем, что в эти годы для маленького паренька из американской глубинки, принадлежавшего к более чем скромному социальному классу, кинематограф, который до этого времени никогда не был настолько живым, настолько ярким, настолько динамичным, настолько излучающим счастье, был просто всем – идеалом, мечтой и, возможно, подлинной жизнью.
Кинематограф, мировые войны, экономические потрясения – вот питательная среда, в какой формировалась личность Уорхола, в то время как его родители сражались за выживание своей семьи.
Там, в Европе
Прежде чем мы продолжим исследование, придется немного отклониться в сторону от выбранного направления в пространстве и во времени, к той части Европы, которая представляла тогда узкую и протяженную полоску земли, ограниченную на севере Германией и Польшей, а на юге – Австрией, Венгрией и Румынией. В этом месте районы и население еще не были оформлены как государство, но идея объединить Чехию и Словакию начала приобретать четкие контуры. Это утопия полагать, что Первая мировая война ускорила этот процесс, завершившийся в 1918 году. «Чехословацкий народ, твоя вековая мечта стала явью!» – заявил национальный комитет в декларации 28 октября. «Мы живем не в волшебной сказке… мир разделился на два лагеря, и в этой жестокой схватке те, кто встает на защиту справедливости, ее получат. Победят верные этим идеалам, дух одержит победу над материальными интересами, силой, жестокостью и коварством» – так писал в Национальную ассамблею Томаш Гарриг Масарик
[138] после масштабной пропагандистской акции, проведенной им в Америке, среди своих соотечественников-эмигрантов. 30 мая 1918 года в Питтсбурге он подписал соглашение в присутствии президента Вильсона
[139], который помог ему. В преддверии своей очередной предвыборной кампании он рассчитывал на прибавку голосов к своей кандидатуре в случае, если он окажет поддержку немногочисленным народностям Центральной Европы, которые пополняли ряды рабочей силы из иммигрантов. В общей сложности, чехов и словаков, живущих в США, насчитывалось более миллиона, и они были хорошо организованы. На переговорах, проведенных в Сен-Жермене и Трианоне, были определены границы нового государства, что объединило в одно целое северные регионы, где проживали более трех миллионов немцев, предпринявших несколько протестных попыток этому воссоединению, и старинное графство (герцогство) Чехия, разделенное после всенародного голосования между Чехословакией и Польшей. Это решение было встречено с неудовольствием обеими странами. Также гражданами нового государства стали семь тысяч мадьяр, живущих вдоль венгерской границы, а на востоке, по просьбе русинских организаций в США – русинов, «подкарпатской» народности, считавшейся украинцами ортодоксальной или униатской веры.
Мюнхенские соглашения (30 сентября 1938 года) раскололи Чехословакию. Она потеряла 38 % своей территории и 34 % населения. Несчастная Чехословакия, совсем еще юная!
После Второй мировой войны, в обмен на «присоединение» к странам советского лагеря, она добилась восстановления своих границ фактически в изначальном, до Мюнхена, состоянии, но потеряла землю русинов, которая отошла СССР и превратилась в «подкарпатскую» область Украинской социалистической республики.
В 1992–1993 годах, после «бархатной революции» и избрания президентом Республики Вацлава Гавела
[140], страна разделилась на две части: в результате родились Республика Чехия и Республика Словакия
[141]. Возвращение на исходную позицию…
Но в 1909 году, в момент встречи будущих родителей Энди Уорхола, Андрея Вархолы и Джулии Завацкой, те, кто мечтал о новой стране, еще не ставшей Чехословакией, не шли дальше рассуждений о независимости от Австро-Венгрии, уже приблизившейся к закату своего существования. Это – воображаемая страна Какания, которую австрийский писатель Роберт Музиль
[142] обрекает на гибель в своем романе «Человек без свойств», а Йозеф Рот
[143] рассказывает, не без юмора, о моральном разложении ее жителей в «Марше Радецкого».
Наряду с Польшей и Румынией, будущая Чехословакия имела самую высокую концентрацию (выраженную в процентах) проживающих на ее территории некоторых европейских национальностей, в том числе и этнических меньшинств: 51 % чехов, 23,4 % немцев, 5,4 % венгров, 3,4 % русинов, украинцев и русских.
