Во Франции этим путем прошли Даниель Бюрен, который окончил Высшую национальную школу по классу прикладного искусства; Жан-Пьер Рейно
[206] и Бертран Лавье учились в школе садоводов в Версале.
В Питтсбурге преподаватели считали, что изящные искусства и прикладные виды искусств – это, по большому счету, две стороны одной медали. Ласло Мохой-Надь
[207] – это их притча во языцех, поучительный пример и образцовый представитель баухауса
[208].
Напомним, что баухаус – стиль, созданный гениальным архитектором Вальтером Гропиусом
[209], был утопией, претендовавшей на реальность. Он намеревался стереть границы между главными и второстепенными видами искусства, восставал против концепции «уединенный – романтичный – произведение искусства». Искусство было или должно было быть гармоничным устройством пространства, где каждая деталь дополняет целое, становясь неотъемлемой частью единого ансамбля, созданного усилиями многих. Уорхол не забыл урока или этой манеры видеть и понимать искусство. Идеи Гропиуса имели то же происхождение, что конструктивизм Ле Корбюзье: техническая и индустриальная революция XX века привела цивилизацию в точку невозврата и потребовала глубокого интеллектуального изменения общества. Отрицать машины – это все равно что обрекать себя на беспомощность. Уж лучше стать над ними хозяином. Или стать самому машиной.
В конце апреля – начале мая 1945 года произошел странный инцидент, который частично объяснял сомнения по поводу даты рождения Энди. Чтобы получить диплом, ему необходимо было представить свидетельство о рождении. Это может показаться удивительным, но его не оказалось: в 1928 году мать «забыла» подать заявление о регистрации новорожденного сына, а может, у нее не хватило денег на эту процедуру…
3 мая 1945 года она урегулировала, наконец, эту ситуацию у нотариуса в присутствии одной из своих соседок в качестве свидетеля. Это на столько лет запоздавшее прошение было, тем не менее, принято, и Энди Вархола стал, наконец, реальным персонажем, по крайней мере гражданином, зарегистрированным надлежащим образом.
Это недоразумение породило и долго питало слухи, один фантастичнее другого относительно даты и места рождения Энди Уорхола. Да и сам он никогда не упускал возможности запутать следы и испытывал от этого особое удовольствие, давая в разное время совершенно разные сведения о себе…
Вторая мировая война в Европе завершилась 8 мая 1945 года капитуляцией Третьего рейха, а 14 августа – Японии на Дальнем Востоке. Американские солдаты вернулись домой. Кто был студентом, вернулся к учебе. Был принят новый закон: для ветеранов войны расходы на обучение берет на себя государство.
В Технологическом институте Карнеги многие из однокашников Энди воспользовались этой льготой. Они были старше него на два, три или четыре года (военный возраст). Благодаря тому, что он был младшим в этой компании, товарищи относились к нему благожелательно и, скорее, покровительственно, нежели по-приятельски или дружески, испытывая потребность во взаимном общении. Но это не помешало ему стать центром группы. Как всегда.
Не подчиняясь строгим правилам – это самое малое, что можно сказать, – на протяжении всей своей недолгой и очень неровной учебы Энди столкнулся с большими трудностями в социальной адаптации и в овладении некоторыми учебными дисциплинами, особенно в институте. Он делал только то, что хотел, и это, разумеется, выводило преподавателей из себя.
Его учеба была более чем нестабильной. В конце первого курса ему с трудом удалось избежать отчисления, но зато в конце последнего года обучения все считали его «гениальным». Между тем сам он только догадывался о своем таланте. Окружающие вскоре заметили, что пассивный Энди имеет характер. Если кто-то решался напасть на то, что для Энди имело какую-то ценность, он защищался всеми силами, руками и ногами! Постепенно он вышел из своего кокона и со временем стал звездой среди однокашников.
«В последний или предпоследний год обучения мы все открыли для себя модернизм, особенно благодаря кружкам по интересам, собиравшимся для споров и обсуждений вне учебных стен – в кафетериях, в художественной галерее Питтсбурга, которую мы окрестили “Outlines
[210]” и которая стала центром притяжения представителей нью-йоркского авангарда, там устраивали свои выставки и проводились конференции (…). Энди вращался в этом обществе, “варился” в их идеях, но не заразился ни одной из них».
Попробуем представить молодого Энди, который не только возражает и перечит профессорам, но может часами разговаривать и жарко спорить о последних событиях современного искусства. Надо полагать, то было захватывающее зрелище!
Мы уже видели, что детство Энди Уорхола пришлось на биржевой крах, безработицу, нищету, но вместе с тем оно было наполнено голливудскими грезами. Упоминая о его подростковом возрасте и годах учебы, нельзя забывать о неодобрительных настроениях в обществе, связанных с внезапным появлением такого направления в искусстве, как абстрактный импрессионизм и action painting
[211].
Разумеется, и до того времени США не испытывали нехватки в интересных художниках, но возникает огромное желание, всколыхнувшее артистическую среду в 1940-х годах, «сдвинуться с мертвой точки, писать так, словно живописи до сих пор никогда не существовало» (Ньюман, Ротко
[212]), забыть о разных течениях и влияниях, особенно европейских, которыми увлекались американские художники. В это время появляется главный художник, лидер абстрактного импрессионизма – Поллок
[213]. По словам критика Гринберга
[214], сложились благоприятные условия для защиты и прославления подлинного американского искусства. Прорыв будет ни с чем не сравним.
