Выставка в нью-йоркском Музее современного искусства (МоМА) – пусть он представил для нее только один рисунок сапога – была наиболее значимой для него из всех, в которых он в то время принимал участие. На ней он на самом деле оказался в одном ряду «настоящих художников» и понял, какая пропасть разверзлась между его мечтой и реальностью. Конечно, он выставлялся в МоМА, но как иллюстратор-рекламист.
Шок оказался весьма болезненным, но и благотворным. Уорхол осознал, что в его распоряжении есть время, чтобы начать все сначала. Но сначала нужно решить некоторые проблемы личного характера, затрагивающие сердце и физику тела.
Во-первых, кожа и ее пигментация: они мучили его с самого детства. Кожа шелушилась и была покрыта прыщами. Нос, считал он, всегда слишком красный и чересчур большой. Энди боялся, что его будут сравнивать с комическим персонажем Уильяма Клода Филдса
[292]. Он решил исправить этот недостаток. В 1957 году Энди ложится в госпиталь Святого Луки для прохождения курса лечения: на все лицо наносится замороженное косметическое вещество, после чего с помощью абразивного материала производится глубокий пилинг. После такого лечения следовало было пробыть в госпитале две недели. Он ожидал, что отвратительные струпья и прыщи пропадут.
По крайней мере, так он говорил об этой проблеме в книге «Моя философия от А до Б». Что касается раннего облысения, Энди старался скрыть его, сначала нося шляпы, а позднее купив шикарный классический парик. Но очень быстро он сменил его на другой, сделанный более искусно, с длинными прямыми волосами светло-пепельного цвета. Известный прием скрыть проблему, отвлекая внимание посторонних на что-то другое, в данном случае на прическу, что для него было сделать проще всего.
В своей книге между правдой и вымыслом он говорил: «Если у вас большой нос, гордо задирайте его кверху, если у вас прыщ – наносите сверху мазь таким образом, чтобы заставить его однозначно исчезнуть. Вот так! Я мажу прыщи мазью! Вся разница в количестве».
Когда Уорхол решил носить парик пепельного цвета вместо белокурого, который ему шел гораздо больше, он в своей обычной парадоксальной манере объяснил это: «Так никто не может догадаться о моем возрасте. С пепельными, почти седыми волосами я оказался в выигрыше: старческие проблемы для меня решать было намного проще, чем проблемы молодежные. Все удивлялись тому, как молодо я выгляжу, и я мог позволять себе разные выходки, эксцентричные или старческие, и никто ничего не осмеливался мне сказать, а все из-за цвета моих волос…»
Что касается чувств, то он увлекся Чарльзом Лизанди, молодым художественным директором, театральным декоратором и ассистентом Сесила Битона. Они познакомились в 1954 году, и Уорхол романтически страстно влюбился. До такой степени, что в Нью-Йорке находили инициалы CL повсюду – в рекламе I. Miller в газете New York Times, в витринных плакатах большого универмага Bonwitt Teller, нарисованные Уорхолом, который добавил его в концепцию своего портфолио, представлявшего рисунки разноцветных взъерошенных котов. Именно Лизанди принадлежала идея назвать портфолио «Двадцать пять котов по имени Сэм и один голубой котенок», хотя в нем было только шестнадцать котов.
Уорхол считал себя безобразным и был просто уверен в этом из-за проблем с кожей, из-за постоянно высыпающих прыщей, но в то же время он понимал, что обладает неповторимой индивидуальностью, профессиональным успехом, юмором. Эти качества усиливают его обаяние, а значит, он может нравиться.
Однако если Чарльз Лизанди признал себя соблазненным в духовном плане, то пойти в отношениях дальше он не захотел. Но это не помешало Чарльзу и Энди совершить вместе кругосветное путешествие: Сан-Франциско, Япония, Тайвань, Гонконг, Индонезия, Камбоджа, Таиланд, Индия, Флоренция, Париж, Лондон, Дублин, Нью-Йорк. Впервые художник выехал за пределы Америки. Совершенно неожиданно он обнаружил в себе призвание путешественника, он стал обожать поездки. После этого турне Энди стал много путешествовать. Однако его не сильно увлекали музеи, даже во Флоренции. Свои впечатления от них он выразил тусклыми возгласами «вау» и «супер», которыми обычно маскировал скуку и равнодушие.
По возвращении Энди попросил Лизанди представить его Сесилу Битону, он давно мечтал с ним познакомиться. Молодой человек заставил себя немного поуговаривать, но в конце концов согласился. После знакомства Энди и Сесил виделись часто.
С Эдвардом Валловичем, молодым фотографом, он познакомился в 1956 году через посредничество Ната-на Глака, и страсть оказалась взаимной. В связи с этим в Уорхоле обнаружилась одна черта характера, которая постоянно удивляла окружение: холодность или даже суровость, проявляемая им в тех случаях, когда личные отношения так ли иначе выходили за отведенные им рамки и начинали влиять на его карьеру, любое другое занятие, имевшее для него важное значение. Дэвид Бурдон пересказывает следующий анекдот: Эдвард в равной доле снимал квартиру с братом Джоном. В 1958 году Эдвард ложится в клинику лечиться от алкоголизма. Джон обращается к Уорхолу, чье финансовое положение в то время было весьма благополучным, с просьбой одолжить ему 500 долларов. Уорхол просит время на раздумье. Через несколько дней он отвечает, что его агент отказывается выдать такую сумму.
Открытие телефона
В то время Уорхол предавался распутству. Пользуясь репутацией модного художника, ему не составляло труда уговаривать приглянувшихся юношей приходить к нему в студию позировать. «Мне хотелось бы нарисовать ваши ступни», – говорил он, и они почти всегда приходили. Уорхол рисовал их ступни в замысловато-эротических комбинациях. Очевидно, ступни ног имели для него эротическую притягательность.
Несколько раз он просил своих моделей, так приятно понятливых, обнажиться полностью. Тогда художник рисовал их ягодицы, их пенисы, и всегда с юмором.
Также он открыл телефон. Для Уорхола, который ненавидел спать в одиночестве, но, с другой стороны, испытывал ужас от перспективы делить постель с кем бы то ни было, телефон был идеальным компаньоном в кровати. Он часами говорил по телефону, расспрашивая, как одержимый вуайерист, своих собеседников обо всех подробностях, наибольший интерес проявляя к деталям их ночных выходов и развлечений. «Еще, еще, расскажи еще что-нибудь», – просил он.
Пользуясь своим успехом, Энди Уорхол искал возможность «оторваться» от своей матери, и когда это произошло, стало очевидным, до какой степени его искусство, трогательно наивное, до краев наполненное юмором и выдумкой, находилось под материнским влиянием.
Например, он поручил ей собрать в один альбом все рисунки кошек. Великодушный Энди Уорхол? Если угодно, да, поскольку публикация под названием Holy Cats
[293] подписана… «Мать Энди Уорхола». Точно так же с фильмами, снятыми Полом Моррисси: всегда фамилия Уорхола как создателя фильмов написана на афишах большими буквами, но перед ней обязательно стоит фамилия того, кто принимал в этом производстве непосредственное участие.
