Уорхол был тронут и признавался позднее: «Тот, кто, просто окинув взглядом мою комнату, смог догадаться, что я люблю Флорин Штетхаймер, мог быть только необыкновенным человеком (…). Генри был исследователем, прекрасно знал и понимал прошлое, но еще лучше – как его можно использовать в будущем. Очень быстро мы стали “по полдня висящими на телефоне – увидимся за ланчем – быстро включай телевизор – идет Tonight-Show”-friends’». Энди, который в буквальном смысле испытывал ужас каждый вечер от того, что надо ложиться спать, боясь не проснуться, переживая каждый свой сон как маленькую смерть, звонил Генри каждую ночь, перед тем, как лечь в кровать, и каждое утро, едва поднявшись с кровати.
Энди ценил юмор, блестящую образованность и тонкий ум Генри, а Генри нравилось слушать рок, который заводил Энди, включая проигрыватель на максимальную громкость, когда он рисовал.
Ему нравилось не только это. Однажды он признался: «Знаешь, я скопировал твою манеру вести себя перед журналистами. Если не слишком придираться, все прошло удачно с первого раза».
Нравилась ли ему привычка Уорхола постоянно спрашивать у других: «Что мне нарисовать?» Да, потому что, по его словам, «поп» может прийти снаружи, может выйти изнутри твоего существа, как утверждали и абстрактные экспрессионисты. Гельдцалер все понимал, очень этим забавлялся. Он наблюдал.
Другие свидетели работы Уорхола подтверждали: он все время приставал к своим друзьям: «Подскажите что-нибудь», «Что мне рисовать?» Если у него появлялась новая идея, он пересказывал ее кому-нибудь, требуя от этого человека своего, независимого, мнения. Он пускал эту идею «по кругу», оценивая ее точность, проверяя ее таким образом, укрепляясь в ней, расширяя и улучшая ее по мере поступления предложений, принимая к сведению запасные варианты. «Это продолжалось на протяжении целых недель, всякий раз, как я принимался за новый проект. У каждого, кто мне встречался, я спрашивал совета, что мне следует делать» – пишет Уорхол в «ПОПизме».
Рассказывали, что в начале 1960-х годов идеи для двух своих наиболее известных картин он купил у Мюриэл Латоу
[321]. Этот курьезный случай комментировали много раз. Эта молодая женщина, владелица галереи, испытывавшая в тот момент финансовые трудности, предложила Уорхолу купить у нее идею, и тот дал ей 50 долларов. «Энди, – спросила она, – что ты любишь больше всего на свете?» Уорхол не задумываясь ответил: «Деньги». Тогда Мюриэл Латоу сказала: «Вот и рисуй деньги, банкноты по одному доллару, – а немного позднее она позвонила ему по телефону и подарила еще одну мысль, которой он также воспользовался: – Рисуй что-нибудь простое. Почему бы не банку супа Campbell’s?» Все это достаточно условно, потому что эта история, отдающая мифологией, претерпела при пересказах множество вариаций, упущений, обросла интерпретациями.
Впрочем, можно усомниться в реальности этого случая вообще или, во всяком случае, задуматься о причине особого внимания, которое ему уделял сам Уорхол, потому что он начал рисовать товары, которые можно встретить в любом супермаркете, не по ее совету. Это подтверждается очень интересной работой «Банка персиков в сиропе», датируемой 1960 годом, она находится в Staatsgallerie в Штутгарте. Хотя сам рисунок выполнен в несколько «артистичной» манере и в нем использованы четыре основных цвета: светло-зеленый, белый, черный и охра, зато сам объект расположен в точности так же, как «Банка супа Campbell’s», прямо в фас и слегка наклонена вперед, чтобы показать, что банка закрыта. Потрясающе.
Как мы уже говорили, в случае Энди Уорхола обычную биографическую правду (впрочем, гипотетически) замалчивают, изживают, украшают небылицами. Будет ли эта правда более интересной? Может, стоит перестать создавать более удачный вымысел, наполненный значением, тем более что сам Уорхол уже сделал это. Приведя в соответствие со своей работой, он предъявил всему миру результат необъятной лжи, сдобренной крупицами подлинных фактов!
Теперь изложим другую версию мифа. Она принадлежит Виктору Бокрису. В конце 1961 года, говорит он, Уорхол оказался там же, откуда начинал. Он только что выкарабкался из депрессивного состояния и боялся, что попадет опять во что-то похожее. Увидев в начале декабря великолепную экспозицию Класа Олденбурга The Store в Нижнем Ист-Сайде, представлявшую магазинные полки, на которых были расставлены вылепленные и крикливо раскрашенные фигурки наиболее популярных товаров: мороженое, печенье, нижнее белье, он впал в такое уныние из-за того, что не ему первому такая идея пришла в голову, что когда Тед Кери пригласил его поужинать, Уорхол сослался на плохое самочувствие и отказался выходить из дома.
Тем же вечером, позднее, Тед зашел его проведать вместе с дизайнером по интерьерам, у которой были какие-то трудности финансового характера в управлении своей галереей. Звали ее Мюриэл Латоу. Энди обычно любил общество таких жизнерадостных людей, как Мюриэл, но в тот вечер он не обратил на нее внимания, а Тед и Мюриэл заметили, что он боится. «Я просто в отчаянии, – сказал он, – я должен что-то сделать. Рисовать комиксы – слишком поздно. Я должен сделать что-то такое, что вызовет огромный шум, что будет совершенно отличаться от работ Лихтенштейна и Розенквиста, что будет очень персонифицированным. Я не знаю, что делать! Мюриэл, у тебя всегда блестящие идеи! Можешь подкинуть мне какую-нибудь одну?
– Могу, – ответила она. – Но только за деньги.
– Сколько? – спросил он.
– Пятьдесят долларов.
Уорхол без звука выписал чек на 50 долларов и сказал:
– ОК, говори свою блестящую идею.
– Что ты любишь больше всего в жизни? – спросила Мюриэл.
Но Уорхол ответил не “очень быстро”:
– Я не знаю, что я люблю больше всего.
– Деньги, – ответила она за него. – Ты должен нарисовать картину, на которой были бы изображены деньги.
– Точно! – воскликнул Уорхол. – В самом деле, отличная мысль!
Воспользовавшись повисшим молчанием, Мюриэл Латоу продолжила:
– Ты должен нарисовать что-то такое, что люди видят каждый день, что для них привычно и узнаваемо, как банка супа».
Вот тут впервые Энди улыбнулся, свидетельствует в конце своего повествования Бокрис, оказавшийся отличным рассказчиком.
На следующий же день Уорхол попросил свою мать купить в ближайшем магазине коробку с тридцатью двумя банками супа Campbell’s и приступил к работе над этой идеей, пробуя различные ракурсы и комбинации.
«Идеи ко мне всегда приходили после общения с другими людьми. Несколько раз я даже ничего не добавлял от себя», – признавался Уорхол в разговоре с Малангом, своим главным ассистентом, работавшим на «Фабрике». Потом с чисто дюшановской логикой он пояснил: «Не входя в подробности, я думал, что преобладание невозмутимой пассивности – неотъемлемая часть реакции на абстрактный экспрессионизм и на его принцип экспрессивной жестикуляции».
