И вдруг Амир нагнулся к ней и коснулся своими губами ее щеки. У Алёны сердце забилось как бешенное.
– Давай скажу сейчас, – вымолвил Амир. – Но кольцо потом будет. А за цветами сейчас съезжу, пока ты ходишь.
– Зачем кольцо? – растерялась женщина.
– Ну нравишься ты мне! – признался Амир. – Очень давно нравишься. Я неженат если что. Ты тоже.
– Я… Сейчас, – неопределенно показала пальцем в окно Алёна. – Туда сбегаю, всё разузнаю и вернусь.
– Правда вернёшься? – загорелись глаза мужчины.
– Д-да, – покачала головой она.
– Я буду ждать твой ответ, – крикнул ей вдогонку Амир.
Дочь
Оказавшись в лифте, Алёна Ивановна достала из сумки телефон и ужаснулась: дочь уже раз семнадцать звонила и наотправляла ей кучу смс.
– Мама!? – орала в трубку зарёванная Томочка. – Ты почему трубку не берёшь?! Ты сходила или нет?!
– Уже в лифте поднимаюсь. Почти приехала, – попыталась успокоить свою истеричку-дочь женщина.
– Потерпи ещё немного дорогая. И не звони в ближайшие пятнадцать минут, – попросила Алёна у дочери. – Поняла? Потому что я не могу так с порога спросить, где Ваня. Мало ли что заподозрят его родители. А вообще шпионить по твоей указке за собственным зятем – это очень мерзко, дочь!
Отключив телефон, Алёна Ивановна выдохнула и повернулась к зеркалу, которое занимало всю стену лифта. Пригляделась, послюнявила пальчик и пригладила на своём лице брови.
«Амир Риятович», – улыбнулась она.
Сваты. Новая проблема
А в квартире сватов встретили женщину тепло и душевно.
– Это хорошо, что ты пришла! – вывалилась из двери Алина Иосифовна, мама зятя. В следующую секунду она ухватила Алёну за руку и дыхнула на неё спиртным запахом.
– Алина? – нахмурилась Алёна Ивановна.
– Тихо! – сделала большие глаза сватья и приложила палец к губам, продолжая тащить Алёну за руку в кухню. – Молчи!
Алёна Ивановна была очень удивлена.
– Да что происходит?
Колготки на сватье-Алине были порваны. Под глазами тушь растеклась. Платье сзади прямо в трусы заправлены. И шатает сватью в стороны, сразу понятно – чего-то отмечала.
– Туда! – показала пальцем на кухню Алина. И сшибая своим телом дверной косяк, метнулась в кухню. Таща за собой Алёну.
– Садись, – толкнула она сватьюшку на стул. Повернулась и открыла холодильник. И вынула оттуда на стол огромную, немного початую бутыль.
– Хорошо, что ты пришла! Мне так пог-говорить с кем-нибудь хочется! – села мимо стула и упала прямо на пол Алина.
– Алина! – испугалась и кинулась её поднимать с пола Алёна. – Ты чего надралась как сапожник пьяный?
– А потому что я – раз-во-жусь! – гордо ответила ей мама Вани. – С этим козлом! Вот!
– Да что ж такое-то? – всплеснула руками Алёна Ивановна. – А я вот пришла про Ванечку спросить, – вспомнила она про предлог, ради которого сюда пришла.
– А что про него спрашивать? – улыбнулась Алина. – Сынулечка мой – дома у себя. За ним там Тамарочка твоя присмотрит. Как хорошо, что у нас твоя доча есть! За твою дочу!
– Не буду я пить, прекрати! – попросила Алёна Ивановна. – То есть как это – Ваня дома?
– А что? – уронила голову на стол и подняла ее снова сватья. – Его дома нет? Моего сына нет?! – тут-же вскочила она со стула.
– Да дома он, дома, – расстроилась Алёна.
Затренькал в сумке Алёны телефон. Женщина напряглась.
– Я не могу сидеть, меня машина ждёт, – вспомнила она о Амире Риятовиче.
– Ты не бросишь меня! В таком состоянии! – вдруг разревелась, нет, завыла протяжно, по-бабьи сватья.
– А-а-а-а-ы-ы-ы-ы! Алёнушка не уходи! Помоги!
Тренькал и тренькал в сумке телефон, и Алёна Ивановна ответила на звонок, спрятавшись в туалете квартиры сватов:
– Да прекрати ты трезвонить, Тамарка! Не до тебя сейчас честное слово! Тут, тут твой Ваня, куда бы он делся? Спит вон, лежит себе на диване!
Дочь-Тамара на том конце провода притихла. Помолчала немного и снова начала раздражаться:
– Так. Спит говоришь? Получается, он там от меня отдыхает, да?
– Да что ты такое говоришь? – принялась заступаться за Ваньку Алёна.
А самой за своё враньё перед дочерью так противно стало. На сердце тяжесть легла, из-за того, что зятёк Ванечка, оказывается, действительно ее дочери врёт. Вот где он сейчас ходит-шляется?
***
Алёна Ивановна вышла из туалета расстроенная. Прошла в кухню и выглянула в окно: машина Амира Риятовича уже ожидала ее у крыльца подъезда.
– Алёнушка, мне плохо, – стучала зубами о край стакана сватья, сидевшая за столом.
– Да что тебе плохо то? Сидишь пьёшь, будто праздник какой отмечаешь, – строго пожурила сватью Алёна.
– Пью. А мне плохо. Не попьёшь ведь еще хуже. По-померяй мне пож-жалуйста давление, – заплакала, опустив голову на стол Алина.
– Ну беда. Давай. Где у вас аппарат? – нахмурилась Алёна.
«Аппарат» был найден. Алёна Ивановна надела на руку сватьи манжету и накачала с помощью груши давление.
– Нормальное у тебя давление, – заявила она.
– А чего меня так трясёт? – продолжала стучать зубами и заикаться сватья.
– Потому что нечего было до такой степени пить! – отругала ее Алёна.
Оставить в таком состоянии расклеившуюся сватью она никак не могла – совесть не позволяла. Поэтому вскипятила чайник, сбегала в спальню, нашла плед. Потом поняла, что вид у сватьи чересчур «болезный» и увела ее в ванную.
Переступив порог ванной, Алина «взбуянила». Схватилась за бритву (электрическую), начала требовать у Алёны бумагу с ручкой.
– Записывать будешь мою последнюю волю!
– Чего записывать? – устало посмотрела на сватью Алёна. – Осиповна? Ты прекратишь болтать ерунду?
– А я говорю – запиши! – подняла указательный пальчик вверх Алина Иосифовна. – Завещать буду тебе шубу мою! Доче – серьги. Фамильные. Реликвия! – потрясла женщина пальцем. – Хочешь покажу?
– Да не нужна мне твоя шуба! – рассердилась Алёна Ивановна. – Ты можешь успокоиться? Говорю же, меня там машина ждёт! А в ней – мужчина! А тут ты, как взбесившаяся мартышка! Кривляешься!
Собравшаяся сводить счёты с собственной жизнью сватья тут-же замолчала. Заглянула в зеркало и икнула.
– Мус-сина? – пролепетала она.
– Да мужчина! – сердито кивнула головой Алёна.
На лице пьяненькой Алины Иосифовны тут-же расплылась несмелая улыбка.
