– Что, маленькая тварь?
– Я… – Диса Дагрунсдоттир закрыла глаза и вдохнула поглубже, продираясь сквозь цепкие завитки страха, пока не нашла холодную твёрдую сердцевину своего гнева. Она снова увидела неодобрительный взгляд бабушки, которая сияла в глазах своего народа словно валькирия; она снова услышала шепот сестёр, других Дочерей Ворона, которые считали её всего лишь глупой девчонкой, недостойной этой так называемой чести; она снова увидела выражение печали в глазах Флоки, которое отражалось и в глазах старого Хределя, все его надежды о женитьбе сына на внучке Сигрун рухнули. Она ухватилась за эту сердцевину гнева и сжала. Диса открыла глаза.
– Я здесь по воле Судьбы, ты, скотина! – сказала она. – Отпусти меня и отойди в сторону! А ещё лучше – освободи и проведи к своему хозяину!
– Ого! Моему хозяину, да? – сказала фигура насмешливым голосом. – Ты ищешь моего хозяина? Тогда хорошо. Идём, птичка, и поскорее! Мой хозяин не любит ждать.
Рука, обхватившая её за шею, подтолкнула вперёд. Диса споткнулась, но смогла удержаться на ногах. Что касается фигуры, то всё, что Дисе удалось увидеть, пока та пронеслась мимо и взбежала по ступенькам в дом, был развевающийся плащ из волчьих шкур и грива чёрных, заплетённых в косы волос, украшенных бусинами из костей и серебра.
Диса выругалась под нос и последовала за ним, хоть и медленнее. Она добралась до крыльца под фронтоном, что держался на резных столбах, и увидела, что дверь дома открыта. Девушка остановилась в красноватом свете порога, морщась от исходящего оттуда зловония. Это была смесь пота, дыма, медного привкуса крови и дикой вони немытых шкур животных. Диса выдохнула.
– Халла! – заорала фигура из дома. – Халла, побери тебя Имир! Где ты?
Осторожно, словно воин, ступающий на вражескую территорию, Диса зашла в дом. Он почти не отличался от общего дома в Храфнхауге. Столбы из грубо отёсанного дерева тянулись в два ряда по всему залу, поддерживая балки крыши в паутине и пыли. Пол представлял собой плотно утрамбованную землю, покрытую ковром из старой золы, кусков шлака и окалины, а приподнятые платформы слева и справа были местами для отдыха, сна или трапезы. Длинная каменная выемка для огня занимала половину длины дома. От тлеющих углей на дне выемки исходил удушающий жар.
Диса оглядела владения Человека в плаще при тусклом успокаивающем свете. Она ожидала чего-то строгого, торжественного, вроде священной ограды в Старой Уппсале – теперь, благодаря последователям Пригвожденного Бога, от той остались лишь пепел и воспоминания. Диса представляла подобие храма; реальность же была похожа на логово тролля или убежище жадного до сокровищ дракона: с каждой стороны в тлеющем свете мерцали золото и серебро – ожерелья и кольца, изощрённые цепи и чеканные монеты, погнутые тарелки для подношений и осколки алтаря; также там виднелись бронза и красный блеск меди. Среди этой добычи лежали военные трофеи: мечи и кинжалы с простыми рукоятями, большие булавы, франкские топоры на древках из старого дуба и такие старые копья, что древки из ясеня уже покоробились; к центральным стойкам были прислонены щиты – одни круглые, другие в форме перевернутых капель; кольчуги в ржавых пятнах лежали поверх древних нагрудников с выгравированными орлами мёртвой империи; шкуры волка и медведя, порванные и запятнанные кровью гамбезоны, мириады поясов и ножен – всё это копилось от вековых убийств.
– Халла, проклятие!
Диса нашла фигуру, которая угрожала ей снаружи. Та смотрела на неё через огонь, наклонив голову, правый глаз был похож на горящий уголёк, а левый был цвета старой кости. Мрачное лицо оказалось острым и худым, как у голодного волка, с выступающим подбородком, тяжёлыми скулами и морщинистым лбом. Переносицу пересекал неровный шрам, тянущийся через левый глаз до самых кос из жёстких чёрных волос, украшенных бусинками из золота и кости.
– Ты… – проговорила Диса, – ты не человек!
Тонкие губы существа растянулись и показали острые жёлтые зубы.
– За что ты, грязная свинья, должна быть благодарна, – последовал ответ. Он откинулся на спинку похожего на трон кресла, стоявшего в центре дома, и вытянул перед собой кривые ноги с узловатыми мышцами. На нём были подкованные норвежские сапоги, килт из красновато-коричневого полотна и полосок кожи с железными шипами и бронзовый нагрудник, почти почерневший от времени. Пластина, закрывающая живот, с выгравированными на ней мышцами была разрезана ниже середины грудины и заменена заклепками из кольчуги и кожи. На боевом поясе саксонского принца, сделанном из тонкой широкой кожи с застёжками из резной меди и красного золота, висел тот самый охотничий нож в ножнах и франкский топор.
– Что ты такое?
Существо наклонилось вперёд, раздув ноздри.
– Твой хозяин, птичка.
Диса замерла.
– Ты – Человек в плаще?
– Халла!
– Я здесь, – ответил жуткий голос из тени позади существа.
Диса уловила бледное мерцание плоти, когда к ней медленно приблизилась горбатая старуха, изгнанная ведьма, живущая в полумраке стен общего дома. На ней было рваное зелёное платье и не было обуви, видимо, её почерневшие ноги привыкли к болотному холоду. Её тонкие губы скривились в гримасе, а глаза – два туманных шара, обрамлённых пепельно-серыми волосками – уставились на Дису немигающим взглядом. Когда старуха снова заговорила, у неё был голос девушки, едва вышедшей из детства.
– Его зовут по-разному, дитя, – сказала она. – Глашатай смерти, Жизнекрушитель, Предвестник ночи, сын Волка и брат Змея. Ты узрела последнего из каунаров, дитя. Последнего сына Балегира, оставленного бедствовать в Мидгарде. Он – Гримнир, и он – всё, что стоит между вами и поющими псалмы ордами Пригвождённого Бога.
И Гримнир – чьё имя значило Человек в плаще – откинулся назад и ухмыльнулся в ответ на замешательство, отразившееся на лице девушки.
Диса потеряла дар речи. В её сознании возник вопрос, не перешла ли она в царство кошмаров, когда переступила через пограничный камень на вершине холма. Всё было не так, как говорили ей старшие, – хотя теперь она понимала, почему только один человек служил этому существу, которое называло себя Человеком в плаще. Стали бы люди Храфнхауга мириться с тем, что их защищает зверь? И держали бы свои мечи в ножнах даже сейчас, если бы знали, кто именно разрешал их споры? Она смотрела, разинув рот, и пыталась собрать кусочки того, что знала и видела, в какой-то логичный ответ.
– Он… Ты – бессмертный вестник Спутанного Бога? Ты – тот, кто защищает Храфнхауг, кто служит нашим законодателем? Ты?
Ухмылка Гримнира превратилась в оскал.
– Да, я. И в ответ почти ничего не получаю! Какие-то объедки и горстка золота, и всё за что? Чтобы вы, вонючие твари, спокойно спали?
– Тогда зачем ты это делаешь? – перевела взгляд Диса с Гримнира на Халлу. – Зачем ты защищаешь нас, если тебе это не нужно?
На это Гримнир хмыкнул. Он пересел иначе, праздно водя чёрным ногтем по старой резьбе на подлокотнике стула.
