18
День клонился к вечеру, а армия крестоносцев так и не появилась. Мужчины нервничали и злились, вздрагивая от каждого звука за стенами; женщины теряли самообладание, представляя грядущие грабежи и бойню и накручивая себя всё сильнее. Даже дети суетились и ныли; самые маленькие извивались, чтобы их отпустили, а те, что постарше, ощущали удушающую скуку пополам с осознанием скорой смерти. Только старейшины оставались спокойными, старухи и старики. Сигрун напевала под нос, натачивая свой меч; старый Хюгге дремал на стуле в тени Гаутхейма.
Диса ходила по верхушке стены. С севера дул холодный ветер, развевая её распущенные волосы и звеня бусами и костяными амулетами. За Шрамом виднелись поля среди густого леса. Крыши далёких хозяйств, брошенных перед лицом угрозы христиан, всё ещё торчали на горизонте – она знала, что они станут первыми жертвами вторжения, псалмопевцы точно их подожгут.
Некоторые земледельцы оттуда сейчас стояли у моста вместе с ярлом Хределем. Его душевная тоска и нерешительность исчезли; из пепла погребального костра Флоки восстал прежний Хредель – злой и свирепый. Он отдал свою кольчугу, оставил меч в куче тех, что держали про запас, и взял только щит и топор. Лицевую сторону щита он вымазал чёрным пеплом от погребального костра – как и его лицо, – а белым цветом написал имя Флоки.
– Он готов умереть, – сказала Ульфрун, подходя к Дисе слева.
Она заметила напряженный взгляд девочки и проследила за ним, увидев мрачный силуэт в дюжине шагов от мягко покачивающегося моста, неподвижный и непреклонный.
– У него ничего не осталось. Только жизнь, – ответила Диса.
– Ты им восхищаешься.
Диса обдумала эту мысль.
– Пожалуй. Он любит – любил – своего сына больше, чем себя. И отдал бы Флоки свою жизнь, не раздумывая ни секунды. Но вместо этого он отдаст свою жизнь ради мести. Интересно, знал ли Флоки всю глубину любви отца…
– То, что тебе кажется любовью, я считаю нуждой, – ответила Ульфрун. – Я вижу человека, который хочет жить в своем сыне, который видел себя в глазах Флоки, а также видел шанс исправить ошибки молодости. Но я не знаю его так, как ты.
– Но это очень на него похоже. – Губы Дисы плотно сжались от презрения. – Я такая идиотка.
– А сейчас я слышу в тебе глупости твоей бабушки, – сказала Ульфрун. Диса фыркнула. – Сомневаешься? Ни одна идиотка не сделала бы то, что ты. Или твоя сестра. Ауда многое мне рассказала, поэтому я знаю, что ты повидала. Ты не глупа, Диса Дагрунсдоттир, и тому, кто посчитает тебя простой девчонкой, не жить на этой земле.
Привыкшая только к грубостям и жестоким ударам, услышав похвалу от такого человека, как Ульфрун, Диса покраснела до ушей. Она наклонила голову, пробормотала что-то похожее на благодарность, а затем подняла взгляд, чтобы снова напряжённо всмотреться в лес. Ульфрун изучала девушку ещё мгновение, в уголках её плотно сжатых губ мелькнула улыбка, а потом проследила за её взглядом на землю за стенами деревни.
– Я думала, они идут за нами по пятам, – через какое-то время сказала Диса с тяжёлым разочарованием в голосе. – Где же они?
– Не терпится вступить в схватку?
Девушка коротко хохотнула.
– Не терпится разделаться с этим. Не терпится снова увидеть этого белого скота. Я боюсь, что он задумал какое-нибудь колдовство. А на тебя не давит ожидание?
– Дитя, – ответила Ульфрун, – я ждала этого ещё до рождения тебя, твоей матери и матери её матери. Что мне ещё пара часов?
Она небрежно хмыкнула.
Диса искоса взглянула на женщину, которая рассеянно потирала костяшки своего железного кулака. Она не могла определить возраст, хоть в пепельно-русые волосы и были вплетены серебряные и седые прядки и у неё было больше шрамов, чем морщин, но глаза Ульфрун всё ещё горели огнём юности. Неужели она действительно старше Сигрун? «Нет», – рассмеялась про себя Диса. Это просто невозможно. Ульфрун всего лишь поэтично выразилась.
– Что с тобой случилось? Ну, с твоей рукой, – спросила Диса после долгой паузы. Она склонила голову к железу на конце предплечья Ульфрун. Стоя так близко, девушка могла разглядеть руны и символы, выгравированные на поверхности металла; на конечности были вырезаны пальцы и сухожилия, а на толстых костяшках – старые шрамы. Ульфрун дважды постучала кулаком по стене. Он ударял и отскакивал с глухим тук-тук.
– Я заключила глупую сделку, – наконец ответила Ульфрун. – И это моя цена.
Диса поняла намёк и сменила тему.
– Как думаешь, они придут сегодня?
Ульфрун изучила небо и позицию солнца.
– Мне кажется, Призрачный волк осторожничает, тянет время, откладывает. Наверное, христианские воины придут, когда их лорд изложит свой план, и ни мгновением раньше.
– Значит, ты дура, – резко прорычал Гримнир справа от Дисы. Женщины не услышали его приближения. Он не смотрел на них; его внимание было приковано к полосе леса за Шрамом. Гримнир втянул носом воздух, раздувая ноздри, и Диса поняла, что он учуял то, что было недоступно ни ей, ни Ульфрун.
– Это твоё болотце, Фроск дроттин.
«Лягушачий господин, – хмыкнет вечером Диса Ауде. – Она назвала его Лягушачьим господином».
– И я готова терпеть от тебя желчь, – прорычала Ульфрун и развернулась, её холодные глаза сверкнули убийственным льдом. – Но если ты оскорбишь меня ещё хоть раз…
– Это не оскорбление, это правда. Скажи ей, птичка.
Ульфрун угрожающе ступила в сторону Гримнира, но Диса встала между ними.
– О чём ты говоришь, господин?
– Ты не чувствуешь? – Он откинул голову назад, сощурившись от бледного света солнца, и глубоко вдохнул холодный воздух. – Ваша мелкая война уже началась, первая кровь пролилась, а вы стоите тут и кудахчете, как куры.
Диса повернулась и посмотрела за стену. Она не видела ни единого следа врага.
– Что ты чувствуешь?
– Смерть, – прошипел Гримнир. – Твой Колдун – тот ещё хитрец. Его толпа любителей крестов и псалмов подкралась незаметно. Двое твоих парней? Так называемые разведчики? – Гримнир провёл большим пальцем по горлу. – И, судя по всему, скоро ты потеряешь третьего.
Кипя от злости, Ульфрун проследила взглядом туда, куда указывал Гримнир. Там стоял Форне. Он прошёл мимо Хределя, чтобы проведать своих братьев-волков. Женщина сделала глубокий вдох, положила в рот большой и указательный пальцы и издала оглушительный свист. Диса скривилась, а Гримнир зарычал и шарахнулся в сторону. Форне на мосту услышал и повернулся. Он поднял голову, осматривая верхушку стены до тех пор, пока не заметил Ульфрун, которая скрестила руки над головой.
Что бы ни значил этот жест, Форне понял. Он пошёл назад и, проходя мимо Хределя, остановился, чтобы что-то сказать. Старый ярл кивнул.
