Гримнир прорезал центр как нож, встав рядом с Бьорном Сварти. Человек по ту сторону оврага оказался посыльным; он высоко поднял копьё, к которому привязал обрывок белого плаща.
– Иди сюда, Гримнир, сын Балегира! Подойди!
Гримнир харкнул и сплюнул.
– Лучники готовы, Сварти?
Бьорн кивнул.
– Скажи только слово, господин, – ответил он, – и мы отправим его к вратам Хель.
Вестник через мост снова поднял копьё.
– Подойди, Гримнир, сын…
– Я знаю своё имя, навозная крыса! – заорал Гримнир, отходя от воинов. Он подошёл к краю оврага, где мог лучше разглядеть отряды врагов среди деревьев. – Чего тебе?
Посыльный тоже подошёл ближе и прочистил горло.
– Милорд Конрад желает поговорить с тобой. Он…
– Твой дорогой лорд Конрад пусть целует мой волосатый зад! – Вокруг него все залились хохотом. – Время разговоров прошло! Теперь пора летать копьям и биться щитам! Берёмся за топоры! За мечи! Возвращайся к своему лордику и скажи, чтобы поторапливался!
Вестник отошёл. Гримнир стоял на месте. Он наблюдал за расположением вражеских войск и видел, как норвежцы, шведы и даны действуют в унисон. Когда-то заклятые враги, они отложили старые обиды и объединились под глупой тряпкой с вышитым чёрным крестом.
Они крестоносцы. Ха! Гримнир видел всё тех же воров и убийц, что и раньше, – людей, которые честно говорили о своих намерениях. А теперь они прятались за юбками Пригвождённого Бога, путали дикую радость битвы с благочестием и изображали мучеников, когда Судьба забирала их себе.
Из-за деревьев вышел Конрад в блестящей серебром и чёрным кольчуге и белом плаще, расшитом тевтонским крестом. Он встал на то же место, что и посыльный, сжимая длинными пальцами одной руки кожаные перчатки. Другая покоилась на навершии его меча.
– Ха! – рявкнул Гримнир. – Смотрите, ребята! А вот и король нашего пиршества! Сам великий лорд Скары! Фо! Беги скорее в свою вонючую дыру, скотина, пока я не пересёк этот овраг и не забрал у тебя твой ножик!
– Гримнир, сын Балегира, – сказал Конрад. – Какое ты грубое животное. Мне сказали, у тебя много имён. Глашатай смерти и Жизнекрушитель, Предвестник ночи. Некоторые утверждают, что ты сын Волка и брат Змея. Ирландцы называли твой вид фоморами, я прав? Они прокляли твоего отца, Балегира, и волчьи корабли, которые доставили их на остров. Как тебя звали англичане? Оркней? Но для данов и норвежцев твой вид всегда назывался скрелингами. Вы проклятые сыны Каина… в прошлом. Ведь ты последний, верно? Узрите, люди Храфнхауга! Ваш ярл, ваш Человек в плаще – последний из длинного рода монстров! Почему ты прячешь лицо, Гримнир, сын Балегира? Ты стыдишься его?
После разоблачения Конрада Гримнир лишь засмеялся. Он поднял руку, снял свои рога и волчью маску и повернулся лицом к своим союзникам. Никто не издал ни звука – что бы они ни чувствовали, они этого не показали. Гримнир снова повернулся к Конраду.
– Ты забыл, белый идиот, что я также бессмертный вестник Спутанного Бога. Кем мне быть, если не каунаром, сотворённым во тьме Нидавеллира из недр великой Ангрбоды? Или твои золотые духи об этом умолчали? Да, псина. Я знаю о твоём проклятии, о душах, убитых тобой, что тебя преследуют.
– Они говорят мне… – Конрад склонил голову набок. – Они говорят, что среди вас есть мятежники, люди, которые радостно жаждут милосердия. Да, народ Храфнхауга! Я предлагаю вам такую сделку: отдайте мне скрелинга! Отрекитесь от него, и в обмен я подарю вам жизни!
– Враньё! – рыкнул Гримнир. – Ты пришёл не за мной и не за ними! – ткнул он в гётов большим пальцем. – Ты пришёл даже не ради драгоценного Пригвождённого Бога! Нар! Ты пришёл за мечом! А эти придурки знают? Знают ли они, что мы пронзим сталью их извивающиеся кишки только для того, чтобы ты помахал безделушкой святого перед носом своего брата-короля?
Конрад удивился, что Гримнир знал о сути плана.
– Ты слышал о блаженном святом Теодоре?
– Так зовут этого придурка? – цокнул языком Гримнир. – Интересное занятие ты придумал для своих друзей, если считаешь, что здесь валяется меч святого. Сварти! – он слегка повернулся к огромному гёту. – Ты когда-нибудь видел тут меч святого?
– Ага, господин! – Бьорн Сварти схватился за пах и махнул бёдрами в сторону врагов. – Каждое утро! А каждый вечер я показываю его девкам!
Вороньи гёты залились смехом.
– Хватит! – взревел Конрад. – Мои условия всё ещё в силе! Принесите мне голову зверя, и я пощажу Храфнхауг! Подумайте о ваших жёнах! О детях! Вы умрёте – и обречёте ваши семьи на смерть или и того хуже – ради этого существа? Он не один из вас!
Смех затих. Все гёты в шеренге переводили взгляд с белого лорда Скары на тёмное и сердитое лицо Человека в плаще. Гримнир повернулся к ним, широко раскинув руки.
– Ну? Кто из вас, псов, согласится на сделку молочной свиньи? Ты, Бьорн Сварти?
Сварти покачал головой.
– А что насчёт тебя, птичка? Принесёшь мою голову этому уроду? – смерил Гримнир Дису взглядом, который девушка приняла со спокойствием.
– Лучше уж я принесу голову урода тебе!
– Сигрун? Ауда? Может, от этого вам станет не так обидно, что вы всю жизнь служили монстру!
Обе Дочери Ворона отказались.
– Ты служишь Спутанному богу, – сказала Ауда. – Тебя избрали нести его наследие. Кто мы такие, чтобы оспаривать это?
Гримнир подошёл к началу колонны.
– А ты… Хрут? – он подошёл к мятежнику, стоявшему рядом со своим сородичем, Аском. – Ты распускал обо мне сплетни, проклинал меня и наверняка клялся своими предками убить меня! Вот твой шанс! Вперёд!
Их товарищи отошли в сторону, оставив кузенов стоять одних. Хрут глянул на Аска, облизал губы и покрепче схватил копьё.
– Я сказал вперёд! – крикнул Гримнир. – Нападайте и принесите мою голову этим ублюдкам! Заслужите их так называемую милость!
Хрут сделал шаг вперёд, но Аск схватил кузена за руку и остановил его.
– Нет, господин, – сказал Аск.
Гримнир оскалился в отвращении.
– Вот как! Значит, вы будете болтать, но когда доходит до метания топоров, вы, крысы, становитесь прилежнее схваченных воров! Верно? Судя по всему, вы меня не услышали, ссаные сукины дети! Я сказал, заберите мою голову или я заберу ваши!
Хрут отважился искоса взглянуть на своего родственника. Бледный и потный, Аск почти незаметно пожал плечами. Его рука опустилась вниз, топор соскользнул по ноге. Он переместился, держа щит наготове. Аск хотел что-то сказать…
Хрут моргнул. Повернулся.
И напал. Его копье – семь футов выветренного ясеня, увенчанное железным наконечником длиной с его предплечье, – как змея метнулось к горлу Гримнира. Если бы перед ним стоял другой гёт, этот человек рухнул бы на землю, а его кровь хлестала из пробитой шеи. Но Хрут сражался не с гётом, не с человеком.
