В стычке как таковой не было ничего криминального, здесь принято отстаивать себя кулаками. Проблема в его облике, который maman умудрилась разгадать, несмотря на хитрость с обменом одеждой и смешением запахов, а очевидцы драки и любой прохожий со сносным обонянием почуяли в тонком металлическом шлейфе.
— Я отстаивал твою честь, — угрюмо сказал Лукас, подразумевая нежелание делиться подробностями.
Я вздохнула.
— Давай умоем тебя и обработаем раны.
Содранная кожа на костяшках и разбитая губа заживут, хотя с едой придется быть аккуратнее. Фингал тоже быстро сойдет, удар смазался, вот опоясывающие ребра синяки побеспокоят дольше. Самое нехорошее — опухшее колено. Я сделала холодный компресс, но с травмами суставов не шутят, надо показаться врачу.
Увлекшись лечением, проморгала опасность и вскочила уже после того, как в зрачках Лукаса отразилась высокая тень. Марк перекрыл проход и шумно вдохнул воздух, пропитанный сладковатой нотой окровавленных вещей. На его виске пульсировала вена, а кончик шрама, виднеющийся в вырезе майки, выступил рубцом — настолько мужчина побелел.
Я выпрямилась без резких движений, загораживая сына.
— Ты солгала мне, — проскрежетал альфа.
— О нашем родстве? — Храбро встретила уничижительный взгляд. — Лукас мой сын. По закону и совести.
— Он чужой крови! — рявкнул, едва дослушав. — Ты намеренно исказила правду, не пытайся ссылаться на недоразумение. Одно это я расцениваю как плевок в ответ на мою доброту. Но ты пошла дальше, когда заявила, что в его родословной прослеживается только волчья линия.
— Не совсем так. — Придвинулась немного, жалея, что попалась в маленьком помещении с никудышней вентиляцией. Каждый вдох подогревал угли его ярости. — Я не обманула, сказав об отсутствии примесей… — Набрала побольше воздуха для признания: — Мать Лукаса из кошачьих. Мальчик наследует двум родам.
Кулак с грохотом опустился на деревянную столешницу. Я подпрыгнула вместе с мыльницей и флаконом перекиси.
— Он оборачивается, Адалина, — неестественно спокойно. — Слишком выраженный запах. Я ошибся, сочтя ваше затворничество проявлением уважения и нежеланием вызвать гнев. На самом деле ты боялась разоблачения.
Упрямо вскинула подбородок. Ну да, раскусил. Что дальше? Я нужна ему. А мне нужен мой сын, в безопасности и хорошем настроении.
— Это произошло однажды, — проговорила хрипло. — В прошлое новолуние.
Широкая ладонь сгребла ворот футболки, потянула вверх. Я встала на цыпочки, здорово струхнув, когда разглядела вблизи страшную гримасу на его лице.
— Один шанс, — почти ласково. — Если он пума, и ты честно признаешься, я выкину его за ворота, но вы оба выживете. Если обманешь, брошу тебя Шуга на растерзание, а его выпущу в полнолуние на потеху стае.
— Пантера, — выдавила. — Черная пантера. Не пума.
Тень накрывает серебряный спутник Земли непроницаемым пологом, и мир погружается во тьму. Она переменчива и многолика, прибежище монстров всех сортов. Бесшумные, стремительные и смертоносные, они не бегают стаей, не поют Луне песни, но нападают исподтишка и бьют наверняка. Леопарды, тигры, ягуары… Пантеры.
Я не знала. Откуда? Андреас не рассказывал, как сошелся с эфиопкой и почему вернулся из путешествия по Африке только с младенцем. Зато много говорил о радужном будущем, в котором Лукасу отводилась ведущая роль. Псовые и кошачьи не ладят, поэтому ручная пантера подняла бы авторитет Старка и обеспечила ее хозяину (коим считал себя супруг) безбедную жизнь.
Хотела бы ошибаться, но я всегда подозревала расчет в отношениях Андреаса с той женщиной. Он хорошо чувствовал людей, умел произвести приятное впечатление и очень тонко ломал сопротивление. Помню, как оглянулась после пяти лет совместной жизни на себя прежнюю и ужаснулась изменениям. Принципы, казавшиеся краеугольными, незаметно сменились другими под влиянием ненавязчивого постоянного прессинга. То же могло произойти с матерью Лукаса, тем более обмануть доверие жительницы третьего мира проще.
Амбициозным планам Андреаса не суждено было сбыться. Мальчик рос тихим, некрепким и одиноким: дети дразнили его за цвет кожи и физическую неразвитость. Муж ограничил его контакты с внешним миром, фактически запирая в четырех стенах, и фанатично ждал первого оборота. Он не рискнул делить шкуру неубитого медведя, обещая вожаку личного наемника до обретения доказательств. Побоялся, осторожен был до трусости. Лукасу стукнуло восемь, десять, двенадцать. Андреас, наконец, потух. Окончательно вычеркнул сына как случайную переменную и загорелся новой идеей фикс, которая привела его, и нас вместе с ним, к печальному финалу.
…кровь из разорванного горла не просто лилась — била ключом. Меня окатило брызгами, но ни звука не вырвалось из сомкнутых губ. Я упала на задницу и теперь отползала, цепляясь за высокий ворс ковра и отталкиваясь ногами. Небольшая дикая кошка, едва различимая в полумраке, не сводила с меня глаз, держа в стальной хватке конвульсивно подрагивающее тело. Когда последние спазмы закончились, челюсть разжалась, и тело Андреаса обмякло с гулким стуком. Черный зверь оскалился, наступая неторопливо. Спину подпирала стена, я крупно дрожала и молилась. Рука, вытянутая для обнюхивания, ходила ходуном. В пантерах я особо не разбиралась, слышала когда-то, что они убивают с одного укуса и добычей запасаются впрок. Незаинтересованность хищника в свежем трупе иллюстрировала второе.
Кошка потянулась к ладони, и я зажмурилась. Стыдно, но вторая психотравмирующая ситуация за короткий промежуток времени кого угодно заставит поскуливать в углу. Лобастая башка ткнулась в руку, настойчиво требуя ласку. Не чувствуя пальцы, почесала местечко между ушей, каждый миг ожидая нападения, но пантера только ластилась. И пировала не мной. А после температурила, хотя первый оборот милостиво стер подробности из памяти, и Лукас смутно представлял события роковой ночи. Догадывался об истине или, считая меня виноватой, прощал, неважно Последствия одни: бегство и кошмары.
— Глупо верить тебе на слово, — поморщился Марк. — До новолуния десять дней. Я увижу правду своими глазами. Если ты снова лжешь…
Он остыл. Гнев сменило разочарование пополам с презрением. Он повернуться к выходу, и я рванулась прежде, чем осознала порыв оправдаться. Касание состоялось, он остановился. Едва склонил голову.
— Всё, что я делаю, направлено на защиту семьи, Маркус, — сказала я хрипло, без особой надежды на понимание. — У меня нет никого ближе и дороже Лукаса. Ради него я пойду на многое.
— Например, убийство? — бросил он с отвращением и ушел.
Я посчитала про себя, приводя нервы в порядок, прежде чем обернуться. Лукас так же сидел на краю ванны, только сгорбился, пряча лицо. Я присела, осторожно тронула его колено.
— Одни проблемы от меня, да? — криво усмехнулся мальчик. Очерченные губы задрожали. Я качнулась вперед, обнимая его за пояс.
— Вовсе нет, — прошептала, сдерживая слезы.
