Самые буйные разошлись после пяти. Сол улучил всего несколько часов для сна, но бодрился и заряжал энергией. Удивительная работоспособность. Сама я после упражнений в лесу — похолодало, был стимул согреться за счет движений — пребывала в нерадостном настроении. Ожидание тяготило, я хотела побыстрей покончить с нависшей угрозой и боялась торопить события, чтобы не прийти к финишу последней.
Переносить бой, выгадывая сутки, они не стали.
Народу собралось много. Ребята в камуфляже огородили для нас довольно большой круг и бесстрастными ликами сдерживали желающих пробиться в первые ряды. Я не изменила обычному стилю, разве что вещи были новые, включая спортивный лифчик. Обтягивающая майка-борцовка, леггинсы, кроссовки. Беспальчиковые перчатки. Волосы сплетены в тугую косу и закреплены пучком. Урсула надела шорты, а в остальном отзеркалила меня. Дамиан веселился, но она сохраняла серьезность. Я тоже хмурилась, хотя Марк держал ладонь на моей пояснице в знак поддержки.
— Сколько сможешь, — сказал он напоследок.
Я полагала, Урсула потопчется напротив, выгадывая момент для выпада, но ошиблась. Она согнулась и понеслась прямо на меня, обхватила под мышками, сбивая с ног. Уже в падении я забарахталась, чтобы не оказаться внизу. Она попыталась отвести мои руки одной своей, чтобы добраться до шеи. Рассчитывала, что ей хватит массы. Ворочаться, будучи наполовину придавленной грудой мускулов и костей, действительно непросто, но в моем распоряжении были острые локти и удачно подставленный на размах колена бок противницы, так что я отвлекала ее не слишком эффективными, но ощутимыми ударами и давила на маячащее перед лицом плечо. Когда она бросила идею с молниеносным захватом и сменила цель, пришлось уклоняться, елозя головой по земле (боюсь, долго пучок не продержится), зато она перенесла вес, даря большую свободу действий нам обеим.
Мы барахтались на месте под выкрики толпы. Урсуле достаточно было добраться до любой болевой точки и надавить, но я была пластичнее и выше, успевала ловить ее руки на подлете. Извернувшись, просунула согнутую ногу между нами — удерживать ее на расстоянии стало проще. Баланс сил сместился: она еще следовала старой стратегии, не желала менять позицию, но было очевидно, что ситуацию я переломила.
Рискнула. Отбила ее руки и быстро, пока та не очухалась, ударила в солнечное сплетение. Прошло по касательной, она почти увернулась, да еще умудрилась заехать локтем мне по виску (в голове зашумело). Однако она покачнулась, и я оттолкнулась от земли, переворачивая ее на спину. Мы поменялись местами. Долго преимущество я бы не удержала, слишком легкая. Не давая ей шанса обхватить меня ногами, быстро скатилась и, пока Урсула ворочалась, поднялась, опираясь на все конечности разом. Сплюнула вкус земли, пригладила выбившиеся пряди.
Она обозлилась. Хотела закончить быстро, произвести впечатление. Зачем? Рисуется или строит далеко идущие планы? Не зря она так молчалива при Дамиане, а в личной беседе показывает зубы. Хочет ли сменить стаю? С гарантией высокого места? Для этого нужна победа над предыдущей альфа-самкой?
Теперь Урсула обходила плавно, меняла стратегию. Я не лезла: если поймает занесенную конечность, потянет на себя и снова завалит. Я и так тяжеловато дышала, измотанная возней, ладно хоть головная боль отступила.
Выпад!
Я, наверное, смотрела слишком отрешенно — бывает, когда задумаюсь. Но на остроту реакции никогда не жаловалась, и в этот раз инстинкты не подвели. Я чуть переместилась, пропуская ее руку, и коротко, без замаха, ударила сама. Она отшатнулась, да поздно: костяшки обожгла боль от столкновения с зубами, ее губы окрасились багровым. Стая Редарче разразилась криками: первая кровь в нашу пользу.
Она ринулась в нападение с носорожьим напором. Бежать было некуда, я только прикрылась руками, но Урсула не собиралась бить: сжала в кольцо, рухнула сверху. В два счета оседлала меня и начала лупить. В живот не получалось: перестраховалась, сползла ниже, чтобы я не могла подтянуться. Грудную клетку и голову я защищала, но бокам доставалось изрядно. Боль обняла пуховым одеялом, так что казалось, удары сыплются отовсюду. Оглушенная, я допустила тот же промах — попыталась перехватить ее руки одной своей, чтобы второй дотянуться хоть куда-нибудь. Не просто не преуспела, а схлопотала тяжелую пощечину, от которой на миг потеряла ориентацию. Голова бессильно мотнулась, расфокусированный взгляд прокатился по зрителям, ни на ком не задерживаясь…
И вдруг остановился. Сколько длилось это мгновение, секунду, две? Я увидела ее в первых рядах, в глубоко надвинутом капюшоне, сверкающую глазами поверх чьего-то плеча. Мощный удар в солнечное сплетение заставил меня дернуться, задохнуться, слепо замахать руками, чтобы выиграть время и вдохнуть воздуха. Видение Лиз отошло на задний план, уступая чувству самосохранения.
Показалось, кто-то что-то сказал, а другой голос смешливо ответил. Позже я узнала, что Марк готов был прекратить бой. Я не смела отвлекаться на посторонние звуки. Видела только искаженное лицо противницы. Она жаждала крови, предвкушала победу. В любых других обстоятельствах я бы хлопнула ладонью по земле: легкие горели, положение виделось патовым, тело налилось тяжестью, — но сознание обожгла глупая, довольно детская мысль: Лиз была бы разочарована. Не тем, что я уступаю по массе или умениям, а этой готовностью сдаться, не испытав себя как следует. Не выжав из организма максимум. В детстве после поединков с Лиз я приползала домой, побитая, изнуренная, одинаково измотанная победой или поражением. Она всегда выкладывалась на полную. Всегда и во всем. Потому до конца боролась за место альфы, когда все и всё было против. Не могла иначе.
Я поймала руки Урсулы у моей шеи. Еще миллисекунда промедления, и делать что-либо было бы поздно. Впилась зубами в подставленный бицепс. Она дернула пострадавшей рукой, освобождая мою, и я оглушила ее ударом ладони по уху. Изогнулась всем телом раз, другой, уперлась подошвами в землю, приподнимая таз, одновременно без стеснений метя локтем в открытый пах. Урсула вскрикнула, накренилась, и я опрокинула ее, отползая в сторону. Боль пульсировала внутри, дыхание вырывалось с хрипом, но я встала на дрожащих ногах и кинулась вперед, когда она еще не выпрямилась толком. Мы покатились по земле, и я обхватила ее туловище ногами, поймала шею в «замок». Она билась, пытаясь стряхнуть меня, царапала кожу, чтобы освободиться от удушающего объятия. Заводила руки над головой, силясь добраться до моего горла. Меня спасал рост — рост и длина рук. Ее давление ощущалось, но менее интенсивно. Я дышала через раз и только тянулась, чтобы не дать ей ни глотка воздуха.
Ладонь хлопнула по земле.
Откинулась назад, глядя на хмурое небо. Она скинула мои ноги и отползла, едва не выхаркивая легкие. Я должна была встать.
Утвердилась на четвереньках и рывком поднялась. Спотыкаясь, опасно кренясь, пошла к Марку — высокому темному пятну на шаг ближе остальных. Я почти не видела его лицо, но не отпускала взгляд.
Его глаза расширились, рот открылся.
В основание шеи словно зарядили битой.
Хруст.
