— Кто это был? — полюбопытствовала позже.
— Алекс, — смутился мальчик. — Алессандро Конте.
— Ого, — я присвистнула. — Думала, они отправят наследника в какой-нибудь Бедфорд или Хэрроу.
— Кажется, его исключили, — зашептал Лукас. — За порочащее поведение.
— Наверняка влияние сестры. — Заулыбалась, вспомнив смутьянку Харриет. Мы мало пересекались из-за разницы в возрасте, однако на великосветских сборищах, где меня и Лиз обязали присутствовать, ее имя неизменно всплывало в связи с очередным скандалом. Я завидовала разнузданности и свободе этой девчонки и желала для себя такой же силы духа и наплевательского отношения к требованиям семьи.
В конечном счете желание сбылось. Только как-то криво.
3
Присутствие в доме постороннего напрягало. Я не могла придумать, как обезопасить Лукаса на время моего отсутствия, и с каждым часом нервничала сильнее. Паранойя разыгралась не на шутку, рисуя жуткие сценарии.
— Подопри дверь, — бормотала я, нарезая круги по комнате. — Не отзывайся.
— Ада, — терпеливо позвал мальчик. — Я буду в порядке.
— Разумеется, — кивнула механически. — В крайнем случае попытайся вылезти через окно: доберешься по карнизу до восточной стороны, спустишься по дереву и бегом ко мне. Ох, Лукас…
Мальчишка стоически вытерпел очередные объятья. Погладил по спине.
— Ты напрасно себя накручиваешь, — произнес серьезно. — Итан хороший человек. Если бы он искал нас, сказал бы прямо.
— Может быть, — вздохнула. — Только хорошие люди тоже совершают плохие поступки.
…мама выглянула из гостиной, привлеченная лавиной звуков, которые я издавала, чтобы замаскировать скрип передвигаемого комода. В дверях кухни маячил озадаченный Итан с половинкой бутерброда.
— О, это ты! — невнятно обрадовался он. Прожевал, добавил отчетливее: — Я подумал, слон.
— Смешно, — одобрила кисло.
— Тебя проводить? — предложил мужчина, следуя за мной в прихожую. — Там довольно темно.
— Спасибо, не надо, — оскалилась дружелюбно.
Он пожал плечами, соглашаясь.
Марк обнаружился на веранде. Облокотившись на перила, он смотрел на хмурое небо — быть дождю — и лениво цедил ароматный кофе из кружки-термоса.
— Не планируешь спать? — посочувствовала.
— Только трахать, — тут же опошлил он. — Заходи. Начнешь готовиться.
Проглотила саркастическую реплику.
Красный свет придавал комнате донельзя неприятный вид, словно мы сняли номер в отеле невысокого класса. Пользуясь отсутствием Марка, внимательнее изучила арсенал на стеклянных столах. Веревки, ошейники, кляпы, плети — прямо набор начинающего мастера. Подушечками пальцев погладила кожаный кнут. Прикосновение послало табун мурашек по телу.
Сжала кулак и зажмурилась, считая про себя. Всё нормально. Я могу уйти. Лукас поймет, если придется снова бежать. Мир большой, где-нибудь да затеряется женщина с ребенком.
— Ада?
Вздрогнула от звука его голоса. Марк хмурился, глядя на меня не с похотью или жаждой причинить боль, скорее озабоченно. Это странным образом успокоило. Я расслабила пальцы, тряхнула кистью, возвращая подвижность.
— Так, — начала по возможности беззаботно, — что ты приготовил на сегодня?
Он мотнул головой на прикроватную тумбочку. Всего лишь мягкие наручники. Дышать стало легче, я почти улыбнулась.
— Мне раздеться? — уточнила. — Или предпочтешь сам?
— Было бы что снимать, — буркнул он, но приблизился. Без капли сексуальности расстегнул молнию. Провел ладонями по плечам, сминая ткань. Я невольно потянулась за теплыми руками.
— Помочь тебе? — спросила игриво. Он поднял брови.
— Ну давай.
Избавлять его от футболки было одно удовольствие. Я не торопилась, поглаживая очерченный пресс и крепкую спину. Задела соски, раз, другой. Глаза Марка потемнели, но не в предвкушении чего-то страстного, а от гнева.
— Этак мы до утра не управимся, — сказал издевательски. Грубовато стянул с меня майку, подтолкнул к постели.
Ладно. Без прелюдий так без прелюдий.
Закрепила наручники на более коротком расстоянии, чем полагалось. Марк будто не заметил. Выудил презерватив, впечатлил эрекцией. Интересно, у него на всех женщин стойка? Или его заводит добровольное насилие? Если так, то в разумных пределах: выудил из шкафчика лубрикант. Я почуяла апельсиновый аромат и заерзала. Ничем хорошим это не кончится.
Первый чих совпал с толчком. Марк открыл рот, но вовремя остановился. Пожелай он здоровья, было бы неловко.
Несколько минут я продержалась, потом запах усилился. Голова потяжелела, уши заложило ватой, потек нос. Я дернулась вытереть его. Звякнули наручники. Кое-как справилась, повернув голову и почесав нос о предплечье. Хлюпнула.
— Ты специально? — обреченно сказал Марк.
— Аллергия, — прогундосила.
— На меня?
— На цитрусовые.
— Предупредить не могла? — выругался он, скатываясь. Оглушительно чихнула, испытывая значительные неудобства от невозможности стереть слезы и сопли.
Марк освободил мне одну руку, встал за салфетками. Сняла второй наручник.
— Надо в душ. — Приняла подношение. — Или домой отправишь, как в прошлый раз?
— Не надейся, — отрезал он. — Уговор есть уговор.
Ванная комната могла похвастать серо-зеленым оформлением и большим джакузи в углу. Пока Марк нажимал какие-то кнопки в душевой кабинет, настраивая воду, придумала пару способов использовать его мини-бассейн к обоюдному удовольствию. Приступ аллергии, конечно, испортил процесс, но приятное ощущение скольжения имело место быть. Теперь низ живота тянуло.
— Ты первая, — джентльменски уступил Марк, намереваясь выйти. Поймала его за футболку.
— Лучше разом, — голос завибрировал. — Иначе может повториться.
Он не сопротивлялся, когда я потянула вверх единственный предмет одежды на нем, а я прикинулась, что не вижу шрамов, идущих по груди к горлу. В кабине повис горячий пар, размывая мир за пределами стекла.
Намылила руки, прошлась по широким плечам, бицепсам, животу и ниже. Не отрывая глаз от его лица. Узкие бедра качнулись навстречу; он поджал губы, но я не дала опомниться, обхватывая член. Поднялась на цыпочки, придерживаясь второй рукой за полочку. Марк подался вперед, начиная агрессивный, захватнический поцелуй. Мои попытки уйти от напора, приласкать его, вызвали короткий рык. Мужчина оттянул мою голову, как ему удобно, накрыл мою ладонь на члене своей и задал рваный ритм. И я снова почувствовала себя инструментом для самоудовлетворения.
