Объясню, почему для этого нужен именно фургон. В Саудовской Аравии мужчинам и женщинам запрещено находиться в одном автомобиле, если они не близкие родственники. Если мутава что-либо заподозрит, то машина будет остановлена для выяснения личности едущих в ней. Добавлю, что одиноким мужчинам запрещено приводить в свой дом женщин. При подозрении в нарушении этого закона мутава может окружить дом и арестовать всех, находящихся в нем.
Я опасалась за своих подруг и снова и снова предупреждала их о возможных последствиях их поведения, но они не желали меня слушать, говоря, что жизнь им наскучила, и нет смысла слишком дорожить ею. Иногда они набирали наугад телефонные номера, пока не ответит иностранец. Они готовы были встретиться с любым, лишь бы он не был саудовцем или йеменцем. Они спрашивали его, не одинок ли он и не хочется ли ему провести время в компании девушек. Как правило, они получали утвердительный ответ, так как женщин из других стран редко пускают в Саудовскую Аравию, а большинство иностранных рабочих трудятся у нас по контракту, запрещающему привозить с собой семьи. После того, как основная договоренность была достигнута, девушки просили мужчину описать им свое тело. Польщенный таким вниманием, мужчина обычно подробно описывал им себя и просил сделать то же самое. Тогда Надя с Вафой описывали себя с ног до головы, не упуская ни малейшей подробности. Это здорово возбуждало их, и подруги часто потом договаривались о встрече.
Мне было любопытно, насколько же близки мои подруги с этими случайными любовниками, и я была потрясена, узнав, что они позволяют делать с собой абсолютно все, ставя условием только сохранение девственной плевы. Этим они рисковать не могли, так как прекрасно понимали, какие последствия им грозят, если па брачном ложе вдруг выяснится, что они не девственницы. Мужья немедленно отказались бы от них и вернули домой, к родителям, которые тоже не признали бы их. Этим бы заинтересовалась мутава. Так что в конце концов если бы им повезло и они остались живы, им просто некуда было бы даже пойти.
Вафа сказала, что при встречах с этими мужчинами они хотя и раздеваются догола, но вуалей своих не снимают ни при каких обстоятельствах. Мужчины умоляли их, требовали, а иногда даже пытались силой сорвать чадру, но девушки не уступали, считая, что их безопасность во многом обусловлена тем, что никто не видит их лиц. Подруги говорили мне, что если бы у кого-то из этих случайных друзей появились серьезные намерения, то тогда, возможно, они бы и рискнули открыть лица. Само собой разумеется, что ни о каких серьезных намерениях со стороны этих людей не могло быть и речи – они тоже просто развлекались. Отчаянные попытки моих подруг найти выход из беспросветного, по их мнению, будущего ни к чему хорошему не привели.
Мы с Рандой плакали навзрыд, обсуждая поведение наших подруг. Ненависть к обычаям нашей страны горьким комом стояла у меня в горле. Я понимала, что именно абсолютное лишение женщин всех прав, лишение их элементарной человеческой свободы толкает молодых девушек, таких как Надя и Вафа, на отчаянные поступки. Они делали это, несмотря на то, что прекрасно знали – в случае разоблачения им может грозить смерть.
Не прошло и года, как Надя с Вафой были арестованы. Люди из самозваного Комитета общественной морали, наводнившие в последние годы Эр-Рияд и выискивающие любые намеки на поступки, не одобряемые Кораном, каким-то образом узнали об их поведении. Когда один раз Надя с Вафой садились в очередной фургон, машину окружила толпа фанатиков. Они уже две недели наблюдали за этим местом, после того как один из членов Комитета случайно услышал рассказ палестинца о двух женщинах под чадрой, которые предлагали ему себя возле лифта.
Жизни Нади и Вафы были в этот момент спасены только потому, что их девственность оказалась нетронутой. Ни Комитет по морали, ни Совет духовенства, ни их отцы не поверили в их басню о том, что они просто просили мужчину подвезти их до дома, когда задерживался их шофер. Впрочем, полагаю, что ничего лучшего они просто не могли бы придумать, учитывая обстоятельства.
Представители Совета духовенства опросили каждого из работающих в этом районе мужчин и насчитали четырнадцать, которые сказали, что двое женщин обращались к ним у лифта. Ни один из мужчин не признался, что имел с ними какие-то отношения.
После трех месяцев содержания под стражей, ввиду отсутствия доказательств сексуальных связей наших подруг с мужчинами, их отпустили домой с тем, чтобы отцы сами определили для них наказание за недостойное поведение.
Как это ни удивительно, но отец Вафы, человек, помешанный на религии, подробно обсудил с дочерью причины ее поступка. Когда она зарыдала и рассказала ему, какое чувство безысходности толкнуло ее на это безрассудство, он проникся к ней жалостью. Однако он сказал Вафе, что должен поступить так, чтобы лишить се возможности в будущем поддаться соблазну. Он посоветовал ей изучать Коран и вести достойную жизнь вдали от города. Некоторое время спустя он выдал ее за начальника мутавы в маленьком бедуинском селении. Этому человеку было пятьдесят три года, и Вафа в свои семнадцать лет стала его третьей женой.
По иронии судьбы именно отец Нади впал в безумную ярость, узнав о прегрешениях дочери. Он отказался выслушивать какие-либо оправдания и приказал ей не покидать своей комнаты до того момента, пока он не решит, что с ней делать.
Прошло несколько дней, и однажды мой отец, рано вернувшийся из своего офиса, вызвал нас с Рандой в гостиную для разговора. Мы не поверили своим ушам, когда он сказал нам, что отец Нади принял решение утопить ее в семейном бассейне. Он собирался сделать это собственноручно в пятницу, в десять часов утра. Вся семья Нади должна присутствовать при казни. Был четверг, и мне едва не стало дурно, когда я представила себе, что произойдет завтра.
Сердце мое затрепетало от страха, когда отец спросил Ранду, не принимали ли мы когда-нибудь участия в позорных похождениях Нади и Вафы. Стоило мне открыть рот, чтобы попытаться выступить в паше оправдание, как отец рявкнул на меня и приказал сидеть молча. Ранда разрыдалась и рассказала отцу о том дне, когда мы отправились покупать мою первую чадру и абайю. Отец сидел не шевелясь и не моргая, пока Ранда не закончила. Затем он спросил нас о нашем женском клубе, который мы называли «Бойкими Языками». Он сказал, что лучше нам рассказать правду, так как Надя давно уже призналась в нашей деятельности. Ранда не в силах была произнести пи слова, а отец раскрыл свой чемоданчик и достал из него бумаги нашего клуба. Как оказалось, он обыскал мою комнату и нашел наши записи и списки членов. Впервые за всю свою жизнь я почувствовала, что в горле у меня пересохло. Я знала, что сейчас не смогла бы произнести ни единого слова.
Отец спокойно положил бумаги обратно в чемоданчик, затем посмотрел Ранде прямо в глаза и сказал:
– С этого момента я развожусь с тобой. Твой отец через час пришлет автомобиль, что бы забрать тебя. С этого момента я запрещаю тебе общаться с моими детьми.
Затем, к моему ужасу, он медленно повернулся ко мне.
– Ты моя дочь, – сказал он. – Твоя мать была хорошей женщиной, но, несмотря на это, если бы ты принимала участие в том, что дела ли Надя и Вафа, я последовал бы законам пашей религии и исполнил бы свой долг, который требует лишить в таком случае любую женщину жизни. Приказываю тебе не попадаться мне на глаза и посвятить себя учебе, пока я не подберу тебе подходящего мужа. – Он помедлил, а затем наклонился ко мне и пристально взглянул прямо в мои перепутанные глаза. – Султана, ты должна с покорностью принять свое будущее, у тебя пет другого выбора.
