Любовь. Все в порядке.
Смысловик. Может быть, хотите что-то спросить?
Любовь. Просто… Как это все возможно?.. Со временем.
Смысловик (довольно). Я так и знал. Я знал, что вы сомневаетесь.
Любовь. Я не сомневаюсь.
Воронцова. Что вы, Люба никогда не сомневается!
Смысловик. Разве я сказал, что это плохо? Если о сомнении говорится вовремя…
Любовь. Просто не всегда все происходит в обратную сторону.
Смысловик (строго). Никакой «обратной стороны» нет. Перед – это зад. Зад – это перед.
Любовь. Я это помню.
Смысловик. Вас, возможно, смущает, что пока не все процессы происходят в нужном временном направлении. Это легко объяснить. Представьте, на высокой скорости по дороге едет машина. Перед ней вырастает огромная непреодолимая стена. Что делать в таком случае водителю? Он на полном ходу разворачивает автомобиль.
Воронцова. У меня муж так и водит.
Смысловик. Значит, вы представляете, как чувствуют себя пассажиры в этот момент. Эта ситуация очень похожа на ту, в которой находимся мы. Еще не все успели развернуться. Это так. Пока мы прижаты инерцией. Это так. Но неотвратимо новое движение. Новое направление, новая скорость делают свое дело.
Воронцова. Поскорее бы.
Смысловик (Любови). Я вижу, вы смотрите на мать с каким-то испугом. Вы видите в ней свою смерть. Действительно, вы, молодые, уникальное поколение. Вы не восстаете. Вы вышли из матери, пожили и вернулись в мать. Завидная судьба. Да, вы не из восставших!
Воронцова. Папа! Про папу забыли – его привезти должны с минуты на минуту.
Смысловик. Никто ни о чем не забыл. Забвения больше нет. Есть только движение вперед.
Затемнение.
Медленный выход из затемнения.
Та же комната. Возле окна лежит Воронцов.
Воронцова и Любовь сидят в креслах, Максим застыл на пороге.
Воронцов лежит неподвижно.
Воронцова (тревожно). Не встает чего-то…
Максим. Встанет.
Воронцова. Может, ему помочь?
Любовь. Нельзя. На месте сиди.
Пауза.
Воронцова (привстает). Да что ж такое?
Максим. Сиди!
Воронцов (ворочается). Гребаная мать…
Воронцова (истерически радостно). Ожил!
Воронцов. Любитесь в рот…
Любовь. Батя ожил!
Радостные голоса: «Ожил! Ожил!»
Воронцов, матерясь, встает и подходит к окну. Смотрит на родственников, держась за подоконник. Они окружают его.
Любовь. Папочка, расскажи, где ты был.
Воронцов. В аду.
Воронцова. В аду?
Пауза.
Воронцов. Там повсюду серо-желтые пятна, как от детского говна.
Воронцова. Что же это было?
Воронцов. А хер его знает. Они гудели, бродили вокруг, бродили. Потом пришел какой-то мужик с чашкой, который пил кровь. Тьфу, вспоминать не хочу. Двести лет паранойи. Двести лет! Двести лет она меня драла. Все время в бреду. Потом, наконец, почувствовал, как сползаюсь к могиле. Черви меня понемногу отрыгивали, мясо на кости накручивали. Жидкость в меня полилась из земли…
Воронцов. А что перед самой смертью было?
Воронцов. Бога видел.
Любовь. Ну и как он?
Воронцов. Мудак. Как пидор докопался: почему так, почему эдак. Кино какое-то показывал. Ну, я его на хрен послал и как по желобу себе в мозги скатился.
Воронцова (обнимает его). Вот и правильно, папа.
Воронцов. Два часа брехал: не бухай, не трахайся. А когда время подошло, я встал и говорю: «Иди-ка ты в Пизу». И ожил. Подумаю только, сколько ждет меня по всей России говна и блевоты, сколько я в командировках баб перетрахаю, сколько они у меня мозгов через член высосут… А денег сколько, а жидкостей всяких вытечет и втечет, сколько раз моргну, сколько – пердну. Все это встает передо мной, как будто откопанное.
Любовь (отряхивает). У тебя опарыш из уха выпал.
Воронцова. Они еще около месяца выходят, пока тело не окрепнет. И земля в волосах… (целует мужа). Ты мой любимый зомби.
Любовь (целует отца). Могилой пахнешь…
Обнимают и целуют Воронцова.
Любовь. А ты папу приласкать не хочешь?
Максим. Хочу. Но по расписанию я должен срочно сходить в туалет. Прошу прощения.
Уходит.
Воронцов (дочери). И как тебя угораздило выйти замуж за жида?
Воронцова. Одно радует: разведутся.
Воронцов (целует Любовь в лоб). Зарастет плевочка у моей девочки. Уменьшится, съежится и в маму топ-топ-топ…
Смеются.
Туалетная комната.
Максим входит в туалет и закрывает за собой дверь. Минуту стоит молча, прислонившись спиной к двери. Спускает воду.
Дверь открывается, в туалет входит Смысловик.
Максим. В чем дело?
Смысловик закрывает дверь.
Смысловик. Это мой вопрос. В чем дело, Максим?
Максим. Я не понимаю…
Смысловик. Что вы сейчас делали?
Максим молчит.
Смысловик. Что вы сейчас здесь делали? В этом месте. Чем вы занимались?
Максим. Разве вы не понимаете…
Смысловик. Догадываюсь.
Максим. Хотите, чтобы я произнес это вслух?
Смысловик. Да.
Пауза.
Максим. Я испражнялся.
Смысловик. Вы можете это доказать?
Максим. Я должен это доказывать?
Пауза.
Смысловик. Мы отключили канализацию.
Максим бледнеет.
Смысловик. Чтобы ответить на ваш вопрос о доказательствах. Чтобы на судебном заседании мы могли сказать: в трубах было пусто, и мы можем это доказать.
Максим. Хотите меня запугать?
Смысловик. Хочу вам помочь. Тот, кто не отсасывает вовремя кал из канализации, кто не отрыгивает пищу, тот ставит под угрозу естественное течение времени.
Максим. Мне горько сознавать, что мой метаболизм угрожает жизни целой страны (отстраняет его). Мне нужно идти.
Смысловик. Я могу сделать так, что вам некуда будет идти.
Максим (останавливается). Чего вы хотите?
Смысловик. Поговорите с Сергеем. Он ваш друг.
