Но отец сказал, что ни один цветной из Каштанового штата,
если он в своем уме, и не подумает туда ехать.
– Хотя из Колумбуса можно добраться куда угодно, – говорил он.
Что помнят другие
– Ты родилась утром, – говорила бабушка Джорджиана. – Помню, как раскричались птицы…
Эти противные голубые сойки.
Опасные создания – держись от них подальше.
Говорят, они могут и кошку заклевать, если разозлятся.
А потом зазвонил телефон.
В трубке трещало, шумело,
но я услышала голос твоей мамы и узнала от нее,
что ты родилась.
Стояла и думала: «Вот и еще одна девочка, как быстро летит время, давно ли появилась на свет ее сестренка».
Совсем как твоя мама и Кэролайн —
у них разница меньше года, одна за другой,
даже и не помню их по отдельности.
Так что ты родилась утром. Знаю это совершенно точно.
– Ты родилась ближе к вечеру, – уверяла мама. – Всего через два дня, как мне исполнилось двадцать два.
Папа в этот день работал.
Пытался приехать в больницу
до твоего рождения,
но пока добирался в час пик,
ты уже родилась.
Так что твое появление на свет он пропустил, но ничего нового он бы не увидел.
– Была почти ночь, когда ты родилась, —
говорил папа. – Увидев тебя, я сказал: «Не повезло девчонке с внешностью – моя копия». – Он рассмеялся. – И с места в карьер заявил твоей маме: «Раз так, у нее должно быть и мое имя».
Время моего рождения забыли внести
в свидетельство,
а потом оно стерлось
и из памяти моих близких.
Возврата не будет
Когда мама принесет меня из роддома домой,
мой старший брат
откинет розовое одеяльце,
посмотрит на меня и скажет:
– У нас уже есть такая. Зачем нам две одинаковые? Верни ее назад.
Ему уже три года, но он все еще не в силах понять, почему такую маленькую и совсем новенькую куклу нельзя сдать обратно.
Как слушать № 1
Где-то в моей голове каждый смех, плач или колыбельная становятся воспоминанием.
Дядя Оделл
За полгода до рождения моей сестры дядя Оделл, военный моряк, приезжает в отпуск домой в Южную Каролину и попадает под машину.
Когда в Нельсонвилле раздался телефонный звонок, может быть, мама развешивала белье или сидела на кухне, приглушая в сердечной беседе со свекровью Грейс тоску по собственной матери и отчему дому.
Может, родители уже собрали вещи
и собирались уезжать в Колумбус —
отец называл его Большим Городом —
домой, ведь их дом был теперь там.
Но каждую субботу утром они садились в машину и целый час ехали в Нельсонвилл,
где оставались до вечера воскресенья.
И, наверное, до этого звонка им казалось,
что завтра снова начнется череда
ничем не примечательных будней.
Но уже летела из Южной Каролины
весть о смерти моего дяди, пришедшая в Огайо холодным мартовским утром, и этот пасмурный день навсегда оставил глубокую рану в душе моей матери.
– Твой брат… – только и смогла произнести бабушка,
а дальше мама слышала лишь ее рыдания.
Воздух наполнился болью,
заныло сердце, которое было спокойно
еще мгновение назад,
и появилась пустота в душе,
будто оттуда вырвали огромный кусок.
Хорошие новости
Еще несколько месяцев промозглая зима в Каштановом штате не вступит в свои права, и в сентябре,
в один из последних солнечных деньков, появится на свет
моя старшая сестра Оделла Кэролайн —
ее назвали так в честь дяди Оделла и тети Кэролайн.
В Южной Каролине звонит телефон.
Пока мамина мама идет к нему, она на мгновение закрывает глаза и, открыв, окидывает взглядом двор. Подходит к телефону и смотрит, как сквозь пышные кроны высоких сосен падают на землю лучи солнца, заливая все вокруг ласковым сентябрьским светом…
Она берет телефонную трубку
и молится про себя:
«Только бы новости были хорошими,
только бы сладкая осенняя прохлада наконец подарила ей надежду».
Мама и Грейс
Мою маму и Грейс, мать моего отца, объединяет их родина – Юг.
Ведь семья Грейс тоже из Гринвилла.
Поэтому моя мама
всегда будет для нее родная —
по-другому, не так, как собственные дети,
которые не способны понять ее до конца.
– Уж ты-то хорошо знаешь, кто такие Вудсоны.
И эти Вудсоны, и этот их Север, – говорит Грейс,
и ее слова вызывают у мамы улыбку, напоминают,
что Грейс, как и она сама,
не всегда была Вудсон, а кем-то совсем иным.
Когда они вместе друг с другом, они дома,
Грейс для мамы такая же родная, как воздух Гринвилла.
Обе владеют искусством вести разговор без слов. Изобретение южан – потому что лето
у них такое знойное, что
любые слова будто тают во рту.
И южане молчат,
глядя вдаль,
только кивая, хотя, казалось бы,
ничего не происходит,
но этот безмолвный кивок всегда понятен тем,
к кому он обращен.
И здесь, в Огайо, мама и Грейс не боятся долгих пауз в разговоре.
Им хорошо уже оттого, что рядом родственная душа.
Все же несколько слов мама произносит —
о том, как не хватает ей погибшего брата Оделла. И снова молчание – уже другое,
но каждая знает, о чем оно.
– Какая потеря для тебя, – произносит Грейс. – Думаю, он был нужен Богу, а взамен тебе послана малышка.
Но обе они знают, что
рана в душе все еще не исчезла.
– Ну-у-у, – протягивает мама.
