За минуту до начала лекции девушка показалась в аудитории. Ермолаева уже сидела за партой на четвертом ряду, слушая музыку в наушниках, стараясь отключиться от окружающего мира.
Подруга слегка толкнула ее в бок, разместившись рядом.
– Зачем ты его привела? – гневным шепотом спросила Лена, избавившись от гарнитуры.
– Слушай, дорогая моя, – возмутилась юная особа, – тебе двадцать. Не пора ли начинать встречаться? Воздержание вообще-то вредит организму.
– Воздержание от чего? От того, чего никогда не было? Да… Действительно, проблема! – сарказм так и бил ключом в речи девушки.
– Ты просто боишься серьёзных отношений! – не успокаивалась Ника.
– Не надо устраивать мою личную жизнь! – схватив свою лекционную тетрадь, ручку и рюкзак, Лена пересела за другую парту, спустившись на два ряда вниз в аудитории-амфитеатре.
Её подруга не стала преследовать её. Пусть побудет одна.
Весь оставшийся день жена Никольского избегала одногруппницу. Она переживала из-за того, что ей пришлось отказать в столь грубой форме прекрасному человеку, который немного опоздал со своими признаниями. Хотя вряд ли что-нибудь изменилось бы, сообщи он о своих чувствах до её свадьбы. Она бы всё равно выбрала Владислава.
– Ты на метро? – уточнила Ника, подойдя к ней возле раздевалки.
– Да, – сухо бросила Лена.
– Я с тобой, – сообщила её собеседница.
– Нам не по пути, – возразила девушка, надевая куртку.
– Ты обиделась?
– Нет. Просто мне на другую станцию. Я сменила квартиру. Теперь живу в другом районе, – постаравшись успокоиться, ответила Ермолаева и, застегнув рюкзак, вышла из института, не дожидаясь кого-либо из знакомых.
– Поругались? – к Нике подошла их сокурсница.
– А ты и рада! – вспыхнула девушка в ответ.
Лена доехала до дома, зашла в пустую квартиру. Здесь еще стоял запах завтрака. Сняв куртку, она направилась в гостиную, повернула защелку вентиляции в окнах, чтобы проветрить помещение.
Позвонил сын Никольского, попросив отменить на сегодня занятие, поскольку он не успевал добраться с внеклассных занятий к ней на английский. Ермолаева не возражала.
Через пару минут она оказалась в спальне, переоделась в домашнее – длинную черную мужскую футболку с Эйфелевой башней на принте и короткие шорты, которые скрывались под краями своеобразной туники, в которой утонуло ее хрупкое тело.
* Как дела? – мама позвонила около пяти вечера.
– Хорошо, ужин готовлю, – укладывая на противень слой теста для будущей шарлотки, сообщила Ермолаева.
* Что нового? – Галина Владимировна тактично заходила издалека.
– Было три пары, потом добралась до дома… Все по-старому.
* А Влад? Как он?
– Не знаю, – честно призналась она. – В его глазах столько…
* Боли? – договорила Ермолаева старшая.
– Да, пожалуй, – согласилась девушка.
* Знаешь, что я подумала, – резко сменила тему женщина, – прогноз погоды оставляет желать лучшего… В выходные обещают метель, гололед… Лучше вам обоим остаться в Москве…
– Хорошо, – как-то быстро согласилась девушка.
* Проведете два дня вместе… – пояснила мама.
– Ах, вот к чему ты клонишь, – грустно протянула Лена. – Ладно… Возможно, твоя уловка сработает.
* Надеюсь на это, всё-таки не зря столько лет изучала психологию, – по голосу было слышно, что собеседница улыбнулась.
– Ладно, мам, – решила закончить разговор жена Никольского, – у меня тут… Готовка…
* Удачи, – пожелала женщина и выключила телефон.
Лена подошла к окну, за которым белоснежные хлопья бережно ложились на холодный город, укрывая его пушистым одеялом. В душе закружилась метель, ледяной рукой сдавливая горло. Хотелось плакать, но сил выдавить из себя хоть немного искренних эмоций не хватало.
Она закрыла створки вентиляционной системы, через которые проникал свежий воздух, нарезала яблоки, разложила их на будущем пироге, потом переплела тонкие ломтики теста поверх начинки и поставила всё это творение в духовку. Спустя пару минут, Ермолаева включила аудиосистему, нашла довольно чувственную мелодию из кинофильма «Цвет ночи» и вернулась к домашним хлопотам.
Датчик входной двери едва слышно пропищал, засвидетельствовав приход хозяина квартиры.
Он вошел в прихожую, тут же рефлекторно устремив взгляд вперед, туда, где была Лена, находившаяся в столовой, расставлявшая тарелки для ужина. Она резко обернулась, держа в руке посуду, ощутив на себе пристальное внимание мужа.
Взор глаза в глаза. И сердце бешено заколотилось в грудной клетке, словно птица, которую зажали в руках, лишив привычной для нее свободы. По телу прокатился такой непривычный жар, а через мгновение уже стало ужасно холодно…до мурашек…до пульсации, которая отдавала в висках.
Никольский замер. Лена через силу улыбнулась, пытаясь вернуть своему рассудку привычное безразличие.
– Как вкусно пахнет… – опомнился он, разматывая шарф на своей шее.
Пальто повисло на вешалке, ботинки были аккуратно поставлены на коврик возле двери. Сам же хозяин квартиры прошел вперед, по пути сделав небольшой крюк, бросив сумку с ноутбуком на диван в гостиной.
– Переодевайся, мой руки, кушать будем, – произнесла Лена.
– У тебя здесь так…атмосферно, – он посмотрел на горящую в полумраке подсветку в кухне, свет в духовке.
Музыка разливалась по помещениям, окутывая призрачным туманом мебель.
– Кажется, недостаточно, – она на мгновение взглянула на него.
– Сейчас исправим, – решил он, оглядевшись по сторонам, а потом подошел к одному из ящиков, достал из него несколько больших восковых свечей,
В его руках вспыхнул огонь из зажигалки, которую он нашел все в том же шкафчике. Пламя разнесло новый жар по кухне в совокупности с тем, что уже запек шарлотку и был выключен, но и этого оказалось недостаточно.
Влад подошел ближе, взяв ее за запястья, не давая ей пути отхода. Лена коснулась задней стороной обнаженных бедер столешницы. Его взгляд прожигал ее душу насквозь, словно превращал в камень, лишая воли.
Она тяжело вздохнула. Он наклонился, касаясь губами нежной кожи на шее, спустился к ключице, уколов ее плоть длинной черной щетиной. Снова вздох.
– Картошка сгорит, – собрав последние капли рассудка, прошептала она.
Он мимолетным движением выключил электрическую плиту, а потом, с легкостью приподняв девушку над полом, посадил ее на гладкую поверхность разделочного стола, обхватив ее ногами свой торс. Словно в тумане, слыша лишь бешенное биение своего сердца и отдельные звуки песни, она коснулась пальцами пуговиц на его белой рубашке, расстегнула первую…вторую…
