– Ты как будто камень с души сбросила, – заметил Влад.
Она промолчала в ответ, наслаждаясь мелодией, прикрыв глаза. Потом композиция сменилась. Теперь солист пел о безграничной любви, которая заставляет его целовать все раны той, которую он боготворит, поскольку все её шрамы принадлежат и ему.
– Останови машину, пожалуйста, – почувствовав приторный комок в горле, как в тумане произнесла она, когда они ехали по загородному шоссе мимо лесных массивов.
– Что-то не так? – забеспокоился он.
– Останови, прошу, – повторила она просьбу.
Он сбросил скорость, съехал на обочину, припарковался, тревожно глядя на девушку.
– Лен, тебе плохо? – его взор затопила безграничная нежность.
– Нет, просто хочу на воздух, – она открыла дверцу, вышла на улицу.
Мимо проносились автомобили. Ветер свистел в ушах от их скорости. Влад покинул салон, подошел к жене, осторожно положил ладонь между её лопатками, потом она сама повернулась к нему, приблизившись до того расстояния, когда слова уже бесполезны, а биение сердец говорит гораздо красноречивее. Она уткнулась в его шею, вдыхая запах его кожи.
Аромат старого тела. Оно может быть бесконечно ухоженным, чистым, но… Это чувство, которое возникает, когда пропускаешь через себя тяжёлый воздух, чувство прикосновения к древности, ветхости, словно к книгам в библиотеке, напечатанным в 1970-х годах. Так было и с Леной, ведь их разница в двадцать с небольшим лет была видна с первого взгляда. Ее мысли сосредоточились на этом, хоть она и осознавала их абсурдность. От него пахло мятой и вишней, смешанными с дорогим парфюмом, чем-то таким родным, но напоминающем о боли.
Она вдруг поняла, как ненавидит его. Никольский. Он взял её из родительского дома, привел в свою квартиру, подчинил её своей власти, растлил, осквернил, обесчестил, и неважно, что они были не просто зарегистрированы в ЗАГСе, а венчаны. Всё это оказалось куда более мерзким, чем она думала в ту ночь… первую ночь с мужчиной в её жизни.
Она тихо плакала. Слезы сами катились по щекам, не подчиняясь голосу рассудка. Всё, что она себе внушала три месяца подряд, вдруг рухнуло на её глазах. Пелена, в которую она добровольно закутывалась, сгнила, превратившись в прах. Больше не было никаких ценностей – они оказались утраченными. К чему теперь слова, если мир был сожжён? Она была готова, пожалуй, ко всему. Ко всему, кроме этого.
Его попытки узнать, что с ней происходит, и кто стал причиной подобной истерики, что бесшумно изливалась на его футболку, ни к чему не привели. Он так и остался в неведении. Боль, которая сейчас пронзала ее тело и душу принадлежала только ей, и, даже, если бы она сейчас смогла в ярких красках расписать ему свои переживания, вряд ли бы он смог их разделить.
Самообладание… как бы ей сейчас хотелось, чтобы оно взяло верх над её измождённым разумом, но, как только она делала шаг навстречу рассудку, он словно отступал снова и снова. Всё это давно утратило свой первоначальный смысл, но только Влад был способен сейчас вывести её из этой чёрной комы.
Он бережно отстранил её от себя, взяв её голову в свои ладони. В нем было столько тепла и нежности, что она невольно всхлипнула, как это обычно делают дети, когда их обида на себя и весь мир потихоньку начинает покидать сознание. Темно-болотный оттенок любящих глаз утопил её грусть, сосредоточив внимание на себе. Как сложно ей было любить и ненавидеть в один миг одного и того же человека!
– Я не знаю, что случилось, – баритон, сравнимый с горячим шоколадом, разлился по её венам, словно он был единственным лекарством в эту трудную минуту, – но уверен, что ты сможешь преодолеть всё, а вместе мы несокрушимы, – мягкая улыбка, ласковый взгляд… всё это заставило её успокоиться.
Она больше не плакала, пытаясь растворить осадок ушедшего приступа паники в своей груди, но это, казалось, невозможным. Она слишком много себе придумала, чтобы сейчас так просто избавиться от тяжёлых фантазий, засоривших её разум.
Они вернулись в машину и оставшийся путь провели в молчании, слушая лишь тяжёлый немецкий рок, заполнявший пустоту между ними, и, как бы странно это не звучало, приводивший нервы в полный порядок.
Объехав небольшой городок, в районе которого жили Ермолаевы, с Юго-Восточной стороны, Никольский остановил автомобиль на трассе посреди леса в паре километрах от самого населенного пункта.
Лена удивлённо посмотрела на него.
– Пойдём, – позвал он её, выходя на улицу.
Метрах в десяти от них стояло ещё одно транспортное средство – что-то вроде джипа.
– Зачем мы здесь? – уточнила она, оглядываясь по сторонам, когда он повел её в чащу.
– Это и есть обещанный сюрприз, – многообещающе пояснил он.
Она покорно шла следом за ним, держась за его руку, чтобы не споткнуться. Кругом были коряги, пни и деревья, а полы ее длинного плаща путали ноги.
Пройдя метров сто вглубь, он вывел её на крохотную опушку, размером, быть может, десять на пятнадцать. Здесь же стояли мужчина с женщиной.
– Здравствуйте, Владислав Алексеевич, – он подошёл к Никольскому, протянул ему руку.
Муж Ермолаевой сделал ответный жест, и после приветствия слово взял Влад.
– Познакомьтесь, Артур, это моя жена, Елена, – он сделал жест, указывавший на его спутницу.
– Очень приятно, – улыбнулся ей незнакомец, но потом перешёл к делу. – Я подготовил все документы. Вы можете с ними ознакомиться и, думаю, если Вас всё устроит, можем их подписать.
– Да, разумеется, – согласился Никольский. – Дайте нам пару минут кое-что обсудить.
– Конечно, – Артур отошёл на несколько шагов, обсуждая что-то со своей помощницей.
Влад повернулся к Лене. Она удивлённо приподняла бровь.
– Помнишь, ты ещё в Брауншвейге мне сказала, что хочешь домик в лесу, – начал он.
Её интерес только вырос.
– Я собираюсь купить этот участок. Он достаточно большой, поэтому, когда мы огородим его, забора видно не будет, а кругом будет только зеленый массив.
– Ты с ума сошел? – единственное, что она смогла из себя выдавить.
– Я помню твои слова о том, что тебе иногда нужна тишина, вместо мертвого воздуха мегаполиса, – оправдал он свои действия.
– Порой мне кажется, что ты безумен, – усмехнулась она, по-прежнему оставаясь в недоумении.
– Оно того стóит, – заверил он её. – Так что? Ты согласна?
– Купить этот участок? Но… Почему именно здесь? Так далеко от Москвы?
– Зато ближе к твоему родному городу, да и родителям. И… если уж искать умиротворение, то подальше от шумной столицы.
Она застенчиво улыбнулась, словно боялась спросить, но потом набралась смелости.
– Это не слишком дорого? – она не была уверена, что этот вопрос уместен.
