– Что тебя, студентку, кинули на борьбу с одним из опаснейших пациентов, ты решила подойти к терапии нестандартно и вот, пожалуйста, все живы, здоровы.
– Если так всё преподнести, то, может быть, получится, но меня обвинят в совершенно антинаучном подходе к решению данной проблемы.
– Для тебя это так важно? – поморщился он. – Ты всё равно не будешь психиатром.
– Герман, мне страшно, – честно призналась я.
Он обнял меня за плечи и прижал к своей груди, в которой ровно и спокойно билось сердце, любящее и любимое.
10.23.
Мы почитали вместе книгу, которой он был увлечен, когда я приехала утром. Это был тот самый роман «Узорный покров». Оказывается, он попросил его у своей матери, чтобы, как и я, сравнить литературу и кинематограф.
Теперь же мы отправились в тренажерную комнату.
– Я поклялся себе, – сказал он, – что больше никогда не сяду в это инвалидное кресло.
11.41.
После занятий спортом Ваня проводил его в душ. Я сидела в комнате для персонала, когда зазвонил телефон моего коллеги. Это была Женя. Я не стала ей отвечать, а просто отнесла аппарат в душевую санитару. Он вышел оттуда, оставив меня внутри с открытым краном и раздетым Германом.
– Тебе протереть спинку? – весело предложила я, глядя на его сильные плечи.
– Как тебе не стыдно? – усмехнулся он, стоя под струёй воды, что текла сверху, и упираясь в стены.
– Да ладно тебе…
Я прикрыла входную дверь так, чтобы было слышно, когда кто-нибудь её откроет, растянула ширму и намылила мочалку.
Он повернулся ко мне лицом, а я смотрела ему исключительно в глаза. Одно дело, когда ты видишь обнаженным пациента, которого не воспринимаешь, как особь противоположного пола, а другое – когда перед тобой стоит твой любимый мужчина, и в этот момент тебе нужно отключить все эмоции и забыть про свои гормоны.
– Может хватит? – не выдержал он, когда я пыталась намылить его волосы шампунем.
– Что такое? – удивилась я, не скрывая улыбки.
– Ты меня смущаешь, – признался он.
– Вот как? Чем же? – выпытывала я.
– Ну, допустим, ты начала с головы… Ты будешь до конца спускаться?
Я окинула взглядом его тело. К горлу подступил комок, и я почувствовала, как в груди мощными толчками о рёбра восхищается им сердце. Пульс был слегка учащен, но его сила, с которой он стучал в моих сосудах была слишком велика.
Стараясь не выдать своих мыслей, я уверенно смотрела на Германа, на его сильные плечи, грудь, шею, аккуратную щетину…
– Как пожелаешь… – довольно двусмысленно произнесла я.
– Надеюсь, к этому времени вернётся санитар.
– Нет, не вернётся. Ему позвонила его девушка, и это надолго.
– Тогда я сам справлюсь.
Он попытался отвернуться, но я ухватила его за талию.
Его рука скользнула по моей шее, а губы слились с моими. На меня стекала пена с его волос и вода сверху. Я вся промокла. Да и пусть! Стало невыносимо жарко.
– Твой шов! – вспомнил он.
– Что? – удивилась я.
– Он ведь намокнет.
– Герман, мне давно уже разрешили его мочить.
– Я знаю, что ты вылечишь меня и проведешь через тьму, которая ослепила меня… Я знаю, что ты – начало моей новой жизни, ведь на этот раз я уверен в том, что влюблен… И все же, я жду, когда ты разрушишь мой мир до основания, ведь именно благодаря тебе, всё это, весь этот бред имеет смысл, – в нем трепетал живой огонь, что молил о пощаде.
– Мы близки к финалу, – сообщила я. – Твоя вселенная скоро падёт под натиском реальности.
Мы продолжили наш прерванный поцелуй. Я окончательно вымокла.
– Давай, дальше сам, – я протянула ему мочалку, а сама подошла к шкафчику с полотенцами, взяла оттуда махровую ткань и сняла футболку, оставшись в лифчике и мокрых джинсах.
Надо было просушить шов и волосы.
Когда я закончила, то, обернувшись, увидела внимательный взгляд моего подопечного, скользивший по мне.
– А тебе не стыдно? – заметила я.
– Мне? Нет, – ответил он и выключил воду.
Я подала ему полотенце, и он, закутавшись в него и опираясь на стены, подошёл к кушетке, возле которой я стояла.
– Я соскучился, – произнес он, протянув меня к себе за бедра.
Его пальцы скользнули по моему шву. Я вздрогнула.
– Что такое? – удивился он.
– Теперь это моё слабое место, – призналась я.
– Я же обещал тебе, что никогда не причиню вреда.
Он бережно провел по рубцу.
– Я уродлива? – спросила я.
– Ты прекрасна… – выдохнул он, опустившись на колени, косясь губами моей поврежденной кожи.
Я улыбнулась и прижала его голову к своему животу. Вода с его волос текла по моему телу. За дверью раздались шаги. Мы были за ширмой, поэтому не сразу увидели Ваню, вошедшего в душевую.
– Развратники! – усмехнулся он, обнаружив перед собой такую картину.
– Здесь есть фен? – поинтересовалась я у санитара, отходя от Германа.
– Есть, а зачем тебе? – глядя на мои мокрые волосы и руки, прикрывающие верхнюю часть туловища, уточнил он.
– Рубашку высушить.
– Повесь на солнышке. Я тебе дам другую.
12.29.
Он принес мне чистую белую футболку.
– Держи, это Германа, – произнес он.
Я надела её, утонув в белоснежной ткани.
– Великовато, – заметила я.
– Сойдёт, – улыбнулся мне мой подопечный.
Я тяжело вздохнула, и мы втроём отправились в столовую, когда Герман оделся.
Пока они обедали, я прополоскала от мыла свою одежду и повесила сушиться на верёвке с обратной стороны клиники.
13.17.
– Странно, мама сегодня не приезжала, – вспомнил Герман, садясь на кровать.
– Может быть, она приедет вечером, – подбодрила я его.
– Возможно.
– Что будем делать?
– Спать…
– Ты устал?
– Да. А ты нет?
– Я тоже.
Обнявшись, мы крепко уснули. В его мир мы больше не возвращались. Какой теперь в этом был смысл, если нам и в реальности хорошо вдвоем?
15.47.
Мы проснулись и отправились на прогулку. В саду было прохладно.
– Прости меня, – произнес Герман, сидя на скамье рядом со мной.
– За что? – удивилась я.
