— Именно так. Вся Москва заваленная его поставками. Да не только она. На внутренний экспорт идет его продукция. Во всех городах и поселках. Выручка — неимоверная. Его бы можно было бы назвать монополистом, если бы не несколько фирмочек, которые занимаются тем же самым. Но они и в сравнение не идут с тем объемом, который крутит Дантес. Мне даже кажется, что он имеет какое-то отношение к этим фирмам — ведь так на него не распространяется закон о монополиях, которых бы сильно прижимал ему хвост. А так вроде здоровая конкуренция, все дела. Хотя какая там к черту конкуренция? Так, фикция.
Я крутил эти факты, пытался сложить их словно пазлы в одну картину. Все это было интересно, но как…
Постой.
— Ты говорила, что Воронцов поставлял Дантесу сырье?
— Верно.
— А сколько он берет за это?
— Да откуда мне знать? — пожала плечами Катя. — Я же не веду их бухгалтерские дела. Думаю, что не так мало, как может показаться — очень большие расходы идут на взятки для таможни, на перевозку и прочие вещие. А Воронцов не дурак, все это будет учитывать в цене. Да и свой процент возьмет. Он известный скупердяй.
— Скупердяй?
— Верно. За каждую копеечку удавиться может. Мой отец давным-давно с ним кое-какие дела вел, пока тот Дантесов не нашел. Так вот, отец говорил, что этот Воронцов жадный до трясучки.
А вот теперь все встало на свои места. Просто щелкнуло — и все. Теперь я знал абсолютно точно все ответы на свои вопрос. И в голове от этого было холодно, словно кто-то обложил ее льдом.
Нужно позвонить отцу. В голове родился план, который нужно срочно провернуть и закрыть этот вопрос с покушениями раз и навсегда.
Словно читая мои мысли, отец позвонил сам.
— Саша, ты где? — голос Федора Ивановича был взволнован.
— У Кати. Сейчас едем в Школу.
— Так поздно? Впрочем, я слышал, что объявили сбор, но что именно случилось, понятия не имею. Ты что-то знаешь?
— Нет. Самим интересно.
— Только сейчас вернулся с совещания при правительстве, там какой-то кавардак. Суета, беготня, а никто не может толком объяснить. Видят, что начальство бегает с горящими хвостами и сами начинают носиться. Даже толком не понимая зачем.
— Отец, у меня есть к тебе две просьбы.
— Без проблем, говори.
— Думаю, они тебе не особо понравятся, — улыбнулся я.
— Почему же?
— Это касается покушения на нас.
— Архитектор? — шепотом произнес Федор Иванович.
— Нет, — покачал я головой. — Есть еще кое-кто, кто хочет нашей смерти. Именно он убил Игоря Воронцова, когда я хотел с ним поговорить.
— Откуда тебе это известно?
— Сопоставил кое-какие факты. И все сложилось.
— И что же за просьбы? — насторожился отец.
Я покрутил в руках книгу «Торги на бирже», которая всегда теперь была при мне, сказал:
— Нужно распустись слух.
— Я никогда…
— Все бывает впервые. Особенно когда тебе грозит опасность расстаться с жизнью. Так что нужно. Дело жизни и смерти.
— Ну хорошо, — нехотя согласился отец. — Какой еще слух?
— Очень простой — ты инициируешь закон о запрете экспорта ладана.
— Что?!
— Именно так. Причем акцент делаешь именно на китайские поставки. Скажешь, что с целью развития отечественного производства нужнее такие кардинальные меры.
— Да какое к черту отечественное производство? У нас никогда его не делали! Не умеют!
— Это не важно. Говори, что протащишь закон о запрете китайских поставок.
— На них же только Воронцов сидит.
— Верно.
— Что-то я ничего не понимаю…
— Я чуть позже объясню. Сможешь сделать?
— Ну, допустим, смогу.
— Только я прошу, чтобы это было сделано аккуратно, так, словно ты где-то между делом обмолвился этим, но делай акцент на том, что это пока тайна — так верней будет.
— Саша, ты же понимаешь, что это может меня под статью подвести?
— Понимаю, поэтому и прошу действовать очень аккуратно. Скажи эту новость князю Прутковскому?
— Ему?!
— Да, именно ему.
— А можно кому-то другому?
— Нет. Прутковский имеет выход на нужного нам человека. Думаю. Он быстро донесет эту новость до адреса.
— Хорошо, сделаю, — обреченно ответил отец. — А вторая просьба?
— Вторая тебе не понравится еще больше.
— И что же именно? — еще больше напрягся отец.
— Через день, когда я скажу тебе, ты должен будешь потратить столько денег, сколько никогда еще не тратил в своей жизни.
— Ох… — тяжело вздохнул отец. — И сколько же именно?
— Очень много. Сколько у нас есть.
— Ты уверен? — только и смог произнести отец.
— Уверен.
— Потому что если то, что ты задумал, не выгорит, мы станем банкротами.
Я это прекрасно понимал. И от того нервничал как никогда. Ставки росли. Пора было сыграть в игру по крупному. Ва-банк…
Глава 25
Грань
В Школе я был минут через десять — доехали вместе с Катей на ее машине. Там, у входа, толпились ученики, обескураженные неожиданным общим сбором, галдели, толкались.
Я быстро окинул взором толпу, но Смит среди людей не увидел.
Зато увидел Павлова, который пыхтел и бегал среди учеников, тщетно пытаясь призвать их к дисциплине. Он кричал, потом слезной просил, потом отвешивал кому-то подзатыльники, но все было бесполезно. А когда ему кто-то влепил по заднице ногой исподтишка, Павлов понял, что это бесполезно и ретировался.
Мы с Катей встали у края толпы, расспросили что происходит. Толком никто ничего не знал, ходили лишь слухи, из которых мы узнали, что намечается какое-то грандиозное и ответственное мероприятие. Причем уже завтра. А вот что именно за мероприятие и зачем ради этого собирать всех в столь поздний час я не имел понятия.
Наконец, когда хаос достиг своего апогея и Павлова едва не побили, к Школе подкатила черная машина, из которой вышла госпожа Смит. Все сразу же поутихли.
Смит выглядела идеально: уложенные волосы, не броский макияж, одежда. Казалось, ничего и не произошло, и мы не падали с дирижабля совсем недавно, обстреливаемые из ружья.
— Уважаемые ученики! — произнесла она и сразу же от ее голоса замерли все.
Этого у нее было не отнять, умела она управлять толпой, и все сейчас стояли перед ней как кролики перед удавом.
