По мере того, как Антея обрисовывала ситуацию в Мидвиче, выражение лица Алана становилось все более озабоченным. Феррелин же слушала не перебивая, лишь поглядывая время от времени на Алана. Она первой нарушила наступившую тишину.
– Знаете, у меня такое чувство, что все это слишком уж странно. Я хочу сказать, этого не может быть… – Она замолчала, пораженная неожиданной мыслью. – О, какой ужас! Для бедного Алана это просто удар в спину. Это же просто насилие! Это отвратительно! Это может быть основанием для развода? Ты хочешь развестись, дорогой?
Зеллаби, чуть прищурившись, смотрел на дочь.
Алан положил свою руку на руку Феррелин.
– Я думаю, мы можем с этим немного подождать, правда? – сказал он.
– О, – сказала Феррелин, переплетая его пальцы со своими. Она долго смотрела на мужа, затем, перехватив взгляд отца, попросила Антею подробнее рассказать об отношении к происшедшему жителей поселка. Полчаса спустя они вышли, оставив мужчин вдвоем. Алан едва дождался, пока дверь за ними закроется.
– Я бы сказал, сэр, что это удар в лицо.
– Боюсь, что да, – согласился Зеллаби. – Я могу только одно сказать в утешение – рано или поздно шок проходит. Самое болезненное тут – открытая атака на человеческие предубеждения; я имею в виду прежде всего нас, мужчин. Для женщин это, к несчастью, лишь первый барьер. Я с восхищением любуюсь силой их духа, хотя, конечно, в этой истории мало что способно внушить восхищение.
Алан покачал головой.
– Для Феррелин это будет ужасный удар – так же как и для Антеи, – добавил он поспешно. – Конечно, нельзя ожидать, что Феррелин сразу осознает все последствия. Потребуется некоторое время…
– Мой дорогой друг, – сказал Зеллаби, – как муж Феррелин, вы имеете право думать о ней все, что угодно, но, ради собственного спокойствия, вы не должны делать лишь одного – недооценивать ее. Уверяю вас, Феррелин все прекрасно поняла. Сомневаюсь, что она упустила хоть что-нибудь. Конечно же, она все поняла, а такое легкомысленное замечание сделала только потому, что знала, что если будет выглядеть обеспокоенной, то и вы будете беспокоиться за нее.
– Вы так думаете? – уныло спросил Алан.
– Да, – сказал Зеллаби. – Более того, с ее стороны это весьма разумно. Бесплодные волнения утомляют. Лучшее, что можно сделать, – не выказывать своего беспокойства и поддерживать остальных, конечно, не забывая о необходимых практических и организационных шагах. Предлагаю вам ознакомиться с плодами моей достаточно интенсивной деятельности.
Что можно было бы делать еще – это активнее пропагандировать Современную Науку и Здравый Смысл, но тактично. Вы даже не представляете, сколько древних поговорок, многозначительных примет, старушечьих откровений, цыганских гаданий и прочих глупостей всплыло в поселке за последнее время. Мы превратились в сокровищницу для собирателей фольклора. Знаете ли вы, например, что в нынешних обстоятельствах опасно проходить через ворота кладбища в пятницу? Что носить зеленое практически равносильно самоубийству? Что есть булочки с тмином в высшей степени неразумно? Вам известно, что если упавший нож или игла воткнется острием в пол, то будет мальчик? Нет? Я так и думал. Но это неважно. Я собираю букет из этой цветной капусты человеческой премудрости в надежде, что это заинтересует моих издателей.
С деланной вежливостью Алан осведомился, как продвигается его Очередной Труд. Зеллаби грустно вздохнул.
– Я должен сдать окончательный вариант «Сумерек Британии» к концу следующего месяца. Пока что я написал три главы этого якобы современного труда. Если бы я помнил, о чем там речь, то наверняка счел бы их сейчас устаревшими. Трудно сосредоточиться, когда над головой висит топор.
– Меня больше всего поражает, как вам удается держать все это в тайне. Я бы сказал, что у вас нет никаких шансов, – заметил Алан.
– Я бы тоже так сказал, – согласился Зеллаби. – Я сам до сих пор удивляюсь. Может, это что-то вроде «Большой Лжи» Гитлера, только наоборот – слишком много правды, чтобы в нее поверить? Должен сказать, и в Оппли, и в Стоуче о некоторых из нас говорят весьма нелестные вещи. Мне приходилось слышать, будто в День всех святых мы тут предавались оргиям. Однако – и это весьма похвально – наши люди на провокации не поддаются.
– Неужели всего в миле отсюда никто не имеет понятия, что произошло на самом деле? – недоверчиво спросил Алан.
– Я бы так не сказал. Скорее, люди просто не хотят в это поверить. Они достаточно наслышаны, но предпочитают думать, что все это сказка, которую сочинили, чтобы скрыть что-то вполне нормальное, но позорное. Но насмешки соседей нам даже на руку. Это означает, что газеты вряд ли добьются от них чего-либо интересного, если только не получат информацию от кого-то непосредственно в Мидвиче.
Еще около получаса Зеллаби рассказывал разные истории, иллюстрирующие солидарность жителей Мидвича, пока Алан не спросил задумчиво:
– Вы говорите, что несколько женщин, которые могли бы оказаться в таком же положении, все-таки его избежали, верно?
– Около полудюжины, – подтвердил Зеллаби.
– Вы не интересовались, где они были во время Потерянного дня?
– Нет. Хотя, кажется, Уиллерс интересовался. Давайте-ка вспомним, кто это был?
Он немного подумал и затем назвал несколько имен, включая Джанет.
– Вряд ли стоит считать миссис Гейфорд, – заметил Алан, – она пробыла в зоне всего полчаса. Но Бетти Шаттлер – это имя я помню. Она не из тех, кто был в автобусе на дороге из Оппли? В этом автобусе ехали четыре женщины. Вы не помните, как звали других?
Зеллаби помнил – имена были те, которые он только что назвал.
– Странно, – добавил он. – Как же я упустил?..
– Получается, что этого не случилось ни с кем, кто был в тот день у нас на виду. И значит, можно считать установленным, что беременность вызывается не усыпляющим излучением, чем бы оно ни было. Хотя в результате мы все равно не продвинулись ни на шаг…
– Ох, не знаю, – сказал Зеллаби. – По крайней мере, теперь мы можем не заблуждаться насчет способностей науки, этого «ужасного ребенка» нашего времени…
12. Браво, Мидвич!
"Очень сожалею, – писал мне Бернард в начале мая, – что обстоятельства не позволяют мне лично принести вам заслуженные поздравления в связи с успехом операции. На сегодняшний день ситуация полностью вами контролируется, что, честно говоря, удивительно; большинство у нас считало, что какие-то официальные действия придется предпринять уже на первом этапе. Теперь, когда до дня "Д" остается около семи недель, мы надеемся, что вообще сможем обойтись без этого. А что думают по этому поводу у вас? Как ты считаешь сам – Мидвич сумеет продержаться?"
Ответить на эти вопросы было далеко не просто. Если бы не общая напряженность, шансы на успех были бы достаточно велики; c другой же стороны, все это могло рухнуть в любой момент от малейшей искорки, от любой неизвестности, которых так много на нашем пути.
