Поэтому Лина замялась и попыталась обойти его:
— Извини, я торопилась. Не заметила тебя.
— О нет, радость моя! Все так хорошо! Я как раз искал тебя по просьбе отцов!
И Генри обнял ее за талию и повел к дому родителей.
— Пока эти трупы завозили сюда, наши отцы сели обсуждать свадьбу, представляешь?
— Так скоро? — Она раздраженно скинула его руку со своей талии.
— А чего тянуть, сладкая? — Сын вождя улыбнулся от уха до уха и теперь схватил ее под руку. — Вот сейчас придем к отцам, те и расскажут когда! День какой хороший, правда? Солнце светит!
Лина разочарованно вздохнула и последовала за ним. Они поднялись по ступенькам хорошего высокого дома, отворили дверь и зашли. За столом в гостиной сидели вождь Эхор и отец девушки, купец Осгод, и что-то бурно обсуждали.
— О, вот и моя дочь! — воскликнул купец. — Все только тебя и ждут. Мы с господином Эхором обсудили твою помолвку с Генри. Свадьба будет осенью!
— Да, да, — кивнул, подтверждая, вождь. — Я надеюсь, что господин Орсупалл найдет этого жуткого демона и очистит наш город от скверны. Тогда можно и свадьбу сыграть. А там к лету, гляди, и ребенок уже народится.
Лина стояла мертвенно-бледная, пока отцы продолжали обсуждать детали свадьбы. Довольный Генри улыбался и сжимал ее руку, да так сильно, что ей стало больно. Наконец она вышла из оцепенения, всхлипнув, зло высвободила ладонь и убежала в свою комнату.
Трое мужчин проводили ее взглядами.
— Что-то ваша дочь не очень рада новости, — осторожно заметил вождь. — Не учудит ли чего?
— Не переживайте. Я недавно обсуждал с ней замужество с Генри, и она к нему отнеслась хорошо. Просто сейчас тяжелое время: вокруг снует стража, ищут того негодяя Уильяма. Да еще и травницу покарали… А ведь Лина любила ее и частенько у нее пропадала. У девочки просто потрясение, — успокоил Осгод. — Я поговорю с ней, и все наладится.
Ночь опустилась на Большие Варды. Свечи на столе догорели, и вождь с сыном покинули дом купца. Проводив их, купец поднялся на третий этаж по деревянной лестнице, тихонько вошел в комнату дочери. Линайя лежала на кровати и смотрела опухшими от слез глазами в потолок.
— Доченька. — Осгод присел на край кровати и неловко погладил ее по волосам. — Ну неужели я когда-нибудь желал тебе зла или делал что-то плохое?
Она покачала головой.
— Тогда почему ты так отнеслась к новостям о свадьбе? Генри — неплохой парень, поверь, он будет заботливым отцом для ваших детей.
И купец достал платок и заботливо вытер слезы со щек Линайи. Очень уж он любил свою единственную и ненаглядную дочь. Всегда баловал, не жалея денег на украшения и наряды.
— Папа, но я его почти не знаю!
— Узнаешь, доченька, узнаешь… Он, может быть, глуповат, но выбор хороший, поверь мне.
Но Лина отвернулась к стене.
— Ну хорошо. Если не Генри, то кто же тогда? Всех, кто сватался, ты отвадила! За кого бы ты вышла?
И купец легонько дотронулся до ее плеча. Жалко ему было ее. Но и идти на поводу у отказывающей всем женихам дочери он больше не мог. Еще пара лет — и поток иссякнет, а там и выбирать будет не из кого. Лучше настоять на замужестве сейчас, чтобы обеспечить Лине хорошее будущее.
Осгод почувствовал, как его дочь замерла.
— Неужели есть кто-то, дочь моя? — спросил он как можно ласковее. — Так скажи же, я пойму!
— Если бы не та страшная ночь, папа… Уильям собирался просить моей руки сразу после ярмарки! — всхлипнула Линайя и повернулась к отцу.
Сердце ее разрывалось от горя. Ей хотелось услышать доброе слово поддержки, хотелось излить свое горе. И она надеялась, что ее любящий отец поймет. Но все получилось иначе — Осгод страшно разозлился.
— Что?! Уильям?! — взревел он и заметался по комнате, словно разъяренный зверь. — Этот безбожник! Этот… демон, которого ищет сейчас все графство! Этот… этот… Вы за моей спиной роман крутили все эти годы?! Так вот почему ты отказывала всем!
Его крики разносились по дому. Вскоре в комнату заглянула испуганная мать и увидела рыдающую в ужасе дочь.
— Осгод, что случилось, почему ты кричишь? — спросила она.
— Закрой дверь, женщина! — рявкнул на жену Осгод.
Дверь комнаты захлопнулась. Купец спешно прикрыл распахнутые ставни и кинулся к вжавшейся в кровать Лине. От былой отцовской ласки не осталось и следа: он грубо схватил ее за руку, встряхнул и подтянул к себе.
— Он касался тебя? Ты спала с ним?
Испуганная Лина помотала головой. Отец нависал над ней, взбешенный и озлобленный.
— Не смей обманывать меня! Ты! Позор нашей семьи! Шлюха!
— Папа, клянусь, он не касался меня!
Купец пытался успокоиться. Он метался по комнате, обдумывая, что делать с этим позором.
— Хорошо… — Он наконец рухнул без сил на платяной сундук рядом с кроватью. — Я доверюсь тебе и не буду вести к повитухе Абрассе, чтобы она проверила твои слова. Но если ты меня обманула… и это выяснится в первую брачную ночь… То я лично шкуру с тебя спущу и не посмотрю, что ты моя дочь! Не смей никому говорить об этом человеке или кто он там сейчас… Иначе я никогда не смою это пятно бесчестья и унижения с нашей семьи!
Он отдышался, вытер пот рукавом дорогого кафтана и продолжил:
— И еще… Ты не посмеешь противиться моей воле. Выйдешь за Генри осенью или даже летом. Если, конечно, кутерьма с этим безбожником быстро закончится. Я организую все как можно скорее. И я буду молиться Ямесу, чтобы он помог нам скрыть этот стыд и срам от жителей города!
Осгод вышел из комнаты и громко хлопнул дверью. Сжавшись в комочек на кровати, Лина разрыдалась еще громче, уткнувшись лицом в подушку.
Глава 5. Шаман и позорный столб
В лесу Офурта спустя пару дней
Больше Уильям на тропу не выходил. Он пробирался верхом через глухой черный ельник, стараясь отыскать такую дорогу, чтобы конь не переломал себе ноги. Но постепенно ели скрючились и поползли по горной круче, цепляясь за нее вспученными корневищами. И на пути все чаще стали попадаться глубокие овраги, извилистые реки, а также ощерившиеся темнотой ущелья.
Здесь уже не было ни поселений, ни людей — только сплошной лес.
Иногда ему встречались вепри, олени, лисицы, но все обходили его стороной, предпочитая не связываться. Вскоре и сам он стал считать себя страшнейшим чудовищем в округе. Но затем за ним увязалось не обычное зверье, а демоны… Уильям замечал их, когда резко поворачивал голову в сторону, — и тогда получалось разглядеть их, сидящих на раскидистых ветвях елей. У них были длинные коготки, острые мордочки и такие же острые аккуратные рожки. Размерами они не превышали белок и имели такие же пушистые хвосты, которыми укрывались. Только на миг они позволяли разглядеть себя — и тут же их глаза-фонари гасли, а сами они прятались.
