Внутрь вошли Йева и Него. Вместе с графом они уставились на шатающегося на четвереньках рыбака, который испуганно глядел на вошедших. Наступило неприятное молчание, пока Уильям грустно не усмехнулся, сплюнув с губ сгусток крови, и не прохрипел:
— Ну, я пытался. А где же коннетабль? Где он? Он обещал, что вы отдадите мою жизнь ему.
На миг разгневанный Филипп застыл, не шевелясь, а потом неожиданно расхохотался. Теперь все изумленно повернулись уже к нему.
— Два безумца, — граф смеялся, разглядывая растерянного Уильяма. — Один отдает кровь рыбаку из деревни, чтобы она не досталась Райгару, а второй прыгает в объятия Брасо, чтобы тоже не достаться Райгару.
— Отец, — поняла Йева, — он же думает, что его привезли к Райгару! Всю неделю он был без сознания!
— Он что, пытался прыгнуть в реку? — удивился управитель Него, держась за сердце. События последних пяти минут едва не загнали его в могилу раньше времени.
— Пытался. Я его поймал за шиворот, когда он уже падал. Я же говорю: безумец! — Граф внешне успокоился, и лишь смеющиеся глаза выдавали в нем веселье. — Уильям, я не Райгар.
— Тогда кто? — настороженно спросил Уилл.
— Я Филипп фон де Тастемара, — ответил он. — Тот самый граф, к которому ты был отправлен моим близким другом Гиффардом и от которого ты решил утопиться в реке, предварительно разбившись.
— Граф… — выдохнул удивленно Уильям. — Но как? Как вы меня нашли?
— Мы искали тебя с самой смерти Гиффарда, однако приспешники Райгара оказались ловчее. Они доставили тебя в Большие Варды, а туда уже подоспел и я с полуэскадроном — мои дети вовремя меня предупредили. Так что мы буквально спасли тебе жизнь.
Поменявшись в лице, Уильям теперь виновато смотрел на графа, его дочь и неизвестного ему старика.
— Прошу, простите меня за все! — с сожалением произнес он. — Я не знал, кто вы! Мне показалось, что я нахожусь в замке Райгара! А когда я услышал эту грозную реку внизу и понял, что в попытке бежать свернул не туда, то решил: смерть от острых скал куда лучше, чем смерть от острых клыков.
Граф увидел сожаление в синих глазах рыбака. Ему понравились эта открытость и честность, поэтому он удовлетворенно кивнул, принимая извинения. Затем он достал из поясного кошеля платок с вышитыми инициалами и изящно промокнул кровь с лица.
— Я надеюсь, ты больше не будешь пытаться сбежать. И не станешь пугать бедного Него бездыханными одеялами, чтобы раньше времени не лишить меня управителя. Бедняга едва душу не отдал из-за тебя! Хотя, признаюсь, это было хитро. Даже я не сразу сообразил.
— Нет, клянусь вам, больше не буду сбегать!
Будто желая проверить истинность клятвы, Филипп поглядел строго, но Уильям не отвел своего открытого, честного взгляда. Перед ним промелькнуло все то, что с ним случилось за последние дни, он вздрогнул и продолжил грустным голосом, понурив голову:
— Хотя мне и бежать-то некуда… Нет у меня больше ни дома, ни невесты, ни матери, ни друзей. Дом разрушен до остова, невеста отдана другому, мать отказалась от меня… А бывшие друзья… зашвыряли камнями на площади. И все это Гиффард назвал даром.
Последние силы покинули его, и он сел у стены, обхватив голову руками. Сейчас, когда ужасы остались позади, а впереди ожидала неизвестность, он осознал, насколько раздавлен, растоптан. Неожиданно он вспомнил светлое личико Лины, вспомнил ее слезы на площади: как она глядела на него, как настырно сжимал ее Генри. И руки его сами потянулись туда, где когда-то висел кошель, чтобы найти это последнее напоминание об утраченной любви. Но тщетно — браслета не было. Тогда Уильяму захотелось разрыдаться, но, вспомнив, что он не один, он подавил в себе этот порыв.
Граф холодно глядел на потерявшего все рыбака. Йева переминалась с ноги на ногу. Ей стало понятно, что искал рыбак. Заветный браслетик лежал в ее спальне, и следовало вернуть его, как только представится возможность. Него же наблюдал за всем этим лишь с небольшой грустью умудренного долгой жизнью вампира.
— Ты слишком изможден, — нарушил тишину граф. — Твои раны не затягиваются, боль терзает тело. Ты слаб даже для обычного вампира, не то что для старейшины. Когда ты в последний раз иссушал человека?
Уильям вздрогнул при последних словах, встретился с Филиппом взглядом и с отвращением прошептал:
— Никогда…
— Как? — изумился граф. — Ты за почти две недели не выпил ни разу человека?
Уильям покачал головой.
— Зверя?
Последовал тот же ответ.
Обычно сдержанный граф уже во второй раз дал волю чувствам, с неприкрытым удивлением поглядев на Уильяма.
— Как ты мог за все время никого не выпить?
— Ну, когда я очнулся, бабушка Удда дала мне выпить крови на дне кружки. Больше не пил ни капли. А в хижине старик под видом крови кролика дал мне дурман, от которого я уснул. — Уилл развел руками и дотронулся до горла, которое тут же отдало болью и сжалось.
— А сражение у озера, где ты убил голыми руками больше десятка воинов? Неужели ты хочешь сказать, что не выпил потом их крови? — продолжал допытываться граф.
— Нет, — отвел глаза Уильям. — Не пил.
— Разве может идти речь об исцелении, если ты даже не до конца обратился! Ты ходячий труп, который не может ни умереть, ни излечиться.
Граф, казалось, был поражен. Он помнил свои первые недели после обращения, когда пил все, что пахло кровью. Неуправляемая, ненасытная жажда — вечная спутница при обращении в старейшину. А тут смеют утверждать, что никого не иссушили!
— Господин, — спросил Уильям, — а что со мной будет?
Граф задумчиво посмотрел на него и ответил:
— По правилам совета, тебя ждет суд. Я еще не получил ответа, когда будут собирать всех старейшин, так что пока ты мой гость. Но гость опасный, как для себя, так и для окружающих, поэтому некоторое время побудешь здесь, пока не восстановишь силы. Я доверюсь твоей клятве не сбегать и не надену на тебя кандалы. — Он со значением посмотрел на рыбака, затем добавил предостерегающе: — Быть может, позже ты получишь право свободного перемещения по замку. Или все же будешь закован и помещен в нижние отделы тюрьмы, если произойдет что-нибудь нехорошее…
В этом мягком предостережении Уильям уловил вполне ясную угрозу, отчего побледнел. Граф довольно кивнул.
— Него, будь добр, принеси кувшин крови. Нашему гостю надобно восстановить силы. А ты, дочь моя, принеси чистую одежду и смени пропитанные кровью повязки. Побудешь сегодня вместо Него, а то бедняга слишком натерпелся. Других слуг я привлекать не буду — у них слишком длинные языки. Поторопитесь!
Поклонившись, Йева торопливо вышла, чтобы исполнить отцовский наказ, и в коридоре послышались удаляющиеся шажки, сплетенные с шелестом юбки по полу. С кряхтением управитель тоже покинул узилище, продолжая держаться за сердце. Взяв стул, граф поставил его посередине, сел, развернувшись лицом к гостю, и сложил руки на груди.
