Леонард утвердительно закивал, всем своим видом соглашаясь со сказанными отцом словами.
— Так вот, — продолжил граф. — Вы знаете, что случилось со стариной Гиффардом. Однако перед самой смертью, в тот момент, когда он уже занес руку, чтобы перерезать себе глотку и совершить обряд, он озвучил вслух другое завещание. Гиффард извинился, что не может выполнить наш уговор тем способом, которым мы условились, и признает Уильяма своим законным наследником — Аверином.
От этих слов Леонард побледнел и ухватился одной рукой за кушетку, а другой за руку сестры.
— Да, Лео, это не очень хорошая новость. Но и не плохая. Как посмотреть… Я подготовлю суд к тому, чтобы он встал на нашу сторону. Разошлю гонцов к тем старейшинам, которые наиболее лояльны к нашему роду, и попрошу поддержать мои притязания на дар Гиффарда. Но есть проблема куда серьезнее…
Филипп тяжело вздохнул, сложил ладони замком и подпер ими подбородок.
— Наш рыбак оказался не так прост. — Он внимательно посмотрел на детей. — Уже более пятнадцати лет он водит дружбу с водяной демоницей — кельпи. Эта демоница спасла его от отрядов у озера. Он не звал ее, но, как я понял, у них сильная душевная связь, и кельпи чувствует его везде и понимает, когда нужна помощь.
— Отец, это же невозможно, — перебил удивленный Леонард. Он криво усмехнулся. — Быть может, этот увалень обманул тебя и понарассказывал баек?
Граф гневно уставился на сына — тот понял, что зря открыл рот, и виновато потупился.
— Я, к своему счастью, научился за четыреста семьдесят восемь лет различать, когда мне лгут. Уильям говорил правду, хотя его рассказ действительно похож на выдумку. Но проблема в том, что эта кельпи очень опасна, неподконтрольна и сама себе на уме. Если Уильям поймет, что он для нас не гость, а пленник и что наша цель на суде — подтвердить право на дар Гиффарда, а после убить его и передать кровь тебе, Леонард, то… Предположу, что и кельпи об этом узнает.
— Но каким образом она узнает, что Уильяму угрожает опасность? — удивилась Йева. — Разве на старейшин действует какая-либо магия?
— Кельпи связала себя с душой рыбака до его обращения, — покачал седой головой Филипп.
— Получается, Уильям до сих пор с ней связан?
— Думаю, что да. И как я понял, эта связь односторонняя: кобылица всегда знает, где он и о чем думает. Так вот. Проблема, дети мои, в том, что если кельпи решит, что мы представляем для ее суженого опасность, то, боюсь, мы даже не сможем покинуть замок. А уж о том, чтобы отправиться с Уильямом на суд, и речи не может быть. Демоница выскочит из ближайшего водоема, коих тьма в нашем Солраге, и положит отряд любой силы. Что ей придет в голову — унести Уильяма подальше, убить нас или то и другое, — я не знаю.
Близнецы побледнели.
— Как же быть? — с мольбой в глазах спросил Леонард.
— Ничего не рассказывать ему о наших планах. Пусть считает себя нашим гостем, а нас — его покровителями. Особенно это касается тебя, дочь моя. Я перекладываю на тебя заботу о его пропитании и чистой одежде, потому что у Него и так много работы. Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не говорите ему ни об обещании, ни о суде!
— А если он сам об этом начнет спрашивать? — робко спросила Йева.
— Начнет, конечно. Сейчас он очень нерешителен и боязлив, но со временем освоится и начнет все выяснять. Если спросит об обещании — скажи, что речь идет о переделе земель на востоке Солрага между Тастемара и Аверинами. Если начнет допытываться, то скажи, что это все будет решаться после суда и ты не знаешь подробностей. Не ври и не придумывай лишних деталей, а просто скажи, что не знаешь. Если спросит о суде, то можешь сообщить о правилах совета на Севере.
— Каких?
— Когда погибает старейшина, его наследник предстает перед судом, если нет подтвержденного завещания о передаче крови. Мы, как ближайшие друзья Гиффарда, берем на себя заботу о наследнике Гиффарда и обязуемся проводить его до места сбора совета, в Йефасу. Пусть так думает.
— А детали? Если будет уточнять? — поинтересовалась Йева.
— Никаких деталей! Ничего не знаешь, и точка. Ты обычный вампир, так что вопросы с советом и старейшинами тебя никоим образом не касаются. Это и нужно донести до Уильяма.
— Я… я постараюсь, отец.
— Постарайся. Уильям — неглупый парень. Да и внешне природа одарила его сполна. Думаю, отвращения при общении с ним ты испытывать не будешь. Однако он очень простодушен в силу возраста и воспитания, так что все должно получиться.
Их беседу прервал радостный возглас Него, нашедшего некоторые сведения. Он поднял над головой раскрытую на нужной странице книгу и повернул к Филиппу. Тот всмотрелся в иллюстрацию, выполненную точной рукой мастера, и подошел ближе, разглядывая детали костюма магов южного Нор’Эгуса.
— Архимаг? — поднял бровь граф.
В этот момент раздался стук в дверь. В кабинет вошла и поклонилась девушка, чуть старше Леонарда. Милая, с темными волосами, заплетенными в косу до лопаток, и с серыми, как пасмурное небо, глазами — Эметта, личная прислуга графской семьи.
— Господин, прибыли послы из Глеофа.
— Хорошо, Эметта. Сообщи уважаемому Брогмоту, чтобы он занялся ими, а меня сегодня беспокоить не следует.
Служанка присела в легком реверансе, увидела Леонарда, улыбнулась ему и вышла из кабинета. Леонард проводил ее долгим томным взглядом, затем обратился к графу:
— Отец, зачем ты читаешь про южных магов?
— Это уже вас двоих не касается, — коротко ответил Филипп. — А что насчет тебя, сын мой… Я уверен, что Йева не скажет ни одного лишнего слова, а вот ты… Ты рассказывал Эметте что-нибудь об обещании Гиффарда?
Леонард помялся с ноги на ногу, сморщил нос и кивнул. Он вздрогнул от обвиняющего взора отца и уставился единственным глазом в пол.
— И что же ты рассказал ей?
— Сегодня ночью Эметта заходила ко мне и… — Он поправил повязку на глазу.
— И ты выложил все о нашем госте? — Филипп гневно смотрел на болтливого сына.
— Да. Но это же ничего не меняет!
— Как мне теперь сдержать обещание и перевести Уильяма в обычную комнату, когда он восстановится?
— Так не переводи, отец! — огрызнулся Леонард. — Пусть и дальше сидит там. Что толку заботиться об удобствах этого увальня, этого рыбака… Рыбака, отец! Ему ли привыкать вонять тиной и рыбьими потрохами!
Йева побледнела, глядя на брата. Оторвавшись от книги, Него тоже переводил усталый взгляд с Филиппа на его зарвавшегося сына. В кабинете воцарилось молчание. Лео побелел как снег, когда осознал смысл сказанного.
— Отец, прости… Я не подумал.
— Да, не подумал. Не будь ты моим сыном, которому я тридцать пять лет пытался привить разум, то, несомненно, решил бы, что ты недалекого ума. Обыкновенный рыбак бережно хранил свою тайну, хранил пятнадцать лет. И рассказал он ее мне, будучи припертым к стенке. А наследник графской фамилии, которому предстоит помогать управлять обширными владениями, в первую же ночь вытрепал всю важную информацию любовнице…
