— Уильям… — уже более настойчиво повторила Йева. «В какой же глубокий сон он провалился», — подумала она и слегка потрясла его рукой.
Он открыл глаза, наблюдая над собой расплывчатый силуэт, пока не понял, что перед ним не Вериателюшка, а дочь графа и сам он лежит в темнице, а не на берегу горной речушки. Тогда он резко сел и виновато посмотрел, улыбнувшись.
— Извините, не слышал, как вы вошли.
— Крепко же вы спали. Хорошие ли сны вам снились?
— Да, впервые за несколько недель.
— Это хорошо. А теперь снимите рубаху и закатайте штанину левой… нет, правой ноги… Мне нужно смыть старую мазь, чтобы свежая впиталась лучше, — и снова перебинтовать.
Уильям послушно исполнил просьбу, закатал одну штанину, оголив икру со следом собачьего укуса. Тогда Йева сняла бинты и, намочив тряпицу, принялась смывать смоляную мазь. Когда рядом не было ни отца, ни управителя, она почувствовала себя смущенно, робко. Не найдя глазами среди принесенных вещей обещанной книги, рыбак вежливо промолчал, хотя и расстроился.
— Уильям, может, вы встанете и повернетесь спиной? Так будет удобнее, — попросила она.
Он покорно встал.
— Спасибо, — сказала Йева и покраснела, разглядывая его.
— Это вам спасибо. Если бы вы не спасли меня, я бы уже был мертв.
— Мы иначе не могли… Знаете, Гиффард был нашим другом, практически членом семьи. Так что это долг отца — помочь вам. А теперь повернитесь, я обработаю раны на груди.
Уильям развернулся, и она зарделась еще больше — он возвышался над ней почти на голову. Хотя поначалу и не замечалось в нем этой рослости, но сейчас Йева поняла, как сильно он сутулился от ран и перенесенных горестей.
— А каким был Гиффард? — неожиданно спросил рыбак.
— Ну… Он был чудным, странным, непохожим на других старейшин. Но очень хорошим. Гиффард меня на плечах носил, когда я была маленькой, вырезал из дерева кораблики, лошадей и даже один раз подарил настоящий деревянный замок. Крохотный, правда, размером с детскую ладошку.
— Что означает «старейшина»?
— А коннетабль вам не рассказывал?
— Нет, — мотнул Уилл головой, наблюдая сверху, как раскрасневшаяся девушка, окунув пальцы в черную мазь, наносит ее на раны.
— Ну, старейшина — это… Это другой вампир, гораздо сильнее, живучее, чем обычные. У нас верят, что старейшины были рождены из кровавых обрядов, как союз вампира и высшего демона Граго… Так говорят легенды. А как на самом деле… вам лучше спросить у моего отца, потому что он говорит, что зачастую наши верования надуманны.
— А вы разве не старейшина?
— Нет-нет! Мы с братом обыкновенные вампиры. Только отец наш, Филипп, такой.
— Получается, у старейшин рождаются обыкновенные вампиры? Тогда при чем здесь вурдалачье племя, которым, со слов Гиффарда, управлял граф Хейм Вайр? — Уильям ничего не понимал.
— Вурдалачье племя связано с нами, но лишь отчасти. Вурдалаки — это низшие демоны, которые по разуму близки к зверью. Заселяют леса и горы… Особенно облюбовали ваш Офурт — да вы и сами все знаете. А от них, по легендам, и произошли вампиры. Но мы стоим на порядок выше вурдалаков, живем среди людей и рождаемся от союза двух вампиров. В младенчестве питаемся молоком матери, а после переходим на человеческую кровь, реже на кровь животных. Лучше исцеляемся, не боимся болезней… Разве что есть пара опасных вампирских хворей. Ну и в целом мы сильнее и крепче…
— Тогда как вы родились от старейшины?
— Старейшины бесплодны. Мы с моим братом — приемные дети… Граф спас нас от служителей Ямеса, когда мы были детьми. Наши отец и матушка перебрались из Филонеллона — это восточные горы, земли ярла Бардена Тихого. Граф воспитал нас как собственных детей. Да мы внешне даже непохожи на него, Уильям!
— Я заметил, но думал, может, вы в мать пошли. Никогда не встречал таких, как вы, ну, с рыжими волосами, с такими красивыми зелеными глазами, — простодушно признался Уильям. — А как получилось, что Гиффард и ваш отец оказались связаны с нашим графом… то есть с графом Офурта?
— Я не знаю…
— Кхм, а Гиффард вам ничего не рассказывал, раз принимал участие в вашем воспитании?
— Говорил, но там все гораздо сложнее… Ох, Уильям, я же обещала вам принести книги! Давайте я схожу за ними!
Между тем рыбаку все тяжелее было не замечать манящий запахами кувшин крови, поэтому он лишь довольно согласился. И пообещав чуть позже принести книги, Йева вышла из узилища, заперев его на засов. Она поняла, что если сейчас не уйдет, то ее завалят вопросами. Спустившись, она передала таз слугам, а сама направилась в кабинет. Как только шаги ее стихли, Уильям подорвался с кровати и кинулся к кувшину. Трясущимися руками он налил полный кубок и осушил его за миг, потом снова наполнил — и так, пока сосуд не опустел. Голод его рос ежеминутно, и ему уже не хватало того малого, что приносили. Тогда Уильям запрокинул голову, перевернул кувшин вверх дном и дал стечь крови себе в рот, облизав горлышко. Неудовлетворенный, он засунул внутрь кувшина пальцы, вытащил их, окровавленные, и стал обсасывать. Затем заглянул, щурясь, дабы убедиться, что на стенках ничего не осталось. С кубком он проделал то же самое, помогая языком.
И все еще был голоден.
Его пугало происходящее: у него пропали позывы к облегчению, засыпать становилось все труднее. А теперь еще и этот неутолимый голод, раздирающий горло на части…
* * *
Йева вошла в кабинет быстрым шагом и огляделась. Филипп работал за столом из темного дерева, перебирая корреспонденцию и изучая отчеты. Одет он был в котарди бело-серого цвета длиною чуть выше колен, на ногах — темные шоссы и мягкие туфли. Как в поступках, так и в одежде он предпочитал практичность.
Леонард лежал на кушетке, закинув на нее ноги, и читал том стихов. В отличие от отца, практичность для него приравнивалась к изматывающей серости. Именно поэтому на зеленое котарди, облегающее его стройное тело, он умудрился пришить между завязками цепочки, купленные им на торговой площади, а слева на грудь повесить золотую брошь с вороном. Черные штаны тоже были украшены золотистой вышивкой. Повязка на глазу, сделанная из шелка, — и та пестрела вороньей символикой.
Даже привыкшая к вкусам своего брата Йева едва не прыснула от смеха, когда увидела это сверкающее нагромождение металлических цепочек и общую несуразность одеяния. Как можно скорее она пробежала мимо Лео к сундукам с книгами, чтобы тот не заметил улыбки на ее лице.
— Как все прошло? — Филипп отложил бумаги и посмотрел на дочь.
— Хорошо, отец.
— Думаю, у нас с ним проблем возникнуть не должно.
— Да, он спокойный. Я обещала принести ему книгу, но не знаю, что дать… Может, «Искусство врачевания»? — задумчиво произнесла она и вытащила из сундука коричневую книжку.
