— Может быть, Райгар уже долгое время обманывал Мараули? — вздрогнул Уильям, представив эту страшную ситуацию.
— Скорее всего… Я даже предположу, что именно Райгар виновен в том, что юноша заболел кровянкой. Ну не мог сын графа питаться грязной кровью… Отравили, вероятно. Мы с Гиффардом пришли к тому, что Райгар хотел просто убить Мараули, чтобы убрать его из списка наследников, но в результате для него все вышло гораздо лучше.
— Мне суд назначили из-за того, что я не имею подписанного завещания?
— Да, — кивнул граф. — По идее, ты фон де Аверин, преемник моего друга. А по факту — лишь безымянный незаконный старейшина.
Обеспокоенный Уильям встретился глазами с графом, посмотрел на него честно, открыто, видя в нем покровителя. Филипп, не дрогнув, выдержал этот взгляд.
— И как со мной там поступят, господин?
— Не знаю, Уильям, — ответил граф. Он понимал, что все, о чем он говорит с этим рыбаком, узнает и совет из обряда памяти, поэтому подбирал слова очень аккуратно. — На все воля совета. Моя забота — обеспечить тебе безопасность, чтобы ты не чувствовал ни в чем недостатка, а позже — сопроводить тебя в Йефасу в целости и сохранности.
— Спасибо вам за то, что помогаете. Я не знаю, как вас отблагодарить за такое радушие! У меня в кошеле ни дарена, да и кошеля-то, собственно, уже и нет. — Он потупил взгляд и грустно усмехнулся. — Фон де Аверин из меня, как из курицы жеребец.
Филиппа позабавило сравнение. Не выдержав, он улыбнулся:
— Ну право же. Не стоит о себе так говорить. Перейдем к следующему вопросу.
— Ах да… Знаете, вопросов слишком много, и я не хочу вас задерживать… Разве что изволите рассказать об обещании Гиффарда. Я постоянно вспоминаю о нем, о той радости, с которой он это говорил.
— Радости? — переспросил граф.
— Да. Мне показалось, что он это произнес с каким-то воодушевлением, словно рад был сказанному.
— Хм… Я не понимаю, почему он говорил с радостью о земельном вопросе, который мы тогда решали. Признаться, сам не могу сообразить… Ты же потом потерял сознание?
Уильям кивнул.
— Сдается мне, ты услышал не всю фразу.
— Наверное, вы правы, господин. В любом случае меня не интересуют ни земельные, ни денежные вопросы, и я считаю, что не вправе даже размышлять об этом. Все должно решаться по вашему усмотрению.
— А вдруг речь идет о чем-то ценном?
Филипп наклонился вперед, с интересом глядя на чудного рыбака. Но Уильям лишь покачал головой:
— Вы спасли мне жизнь. Я и так обязан вам всем.
— Ладно, мне пора. — Граф поднялся со стула. — У тебя есть какие-нибудь пожелания?
— Нет, господин.
Филипп покинул узилище, пребывая в раздумьях. Ему понравились вежливая, незаискивающая манера общения Уильяма, его открытое и честное лицо, ум и ясность в глазах. Будь у него выбор — он бы сохранил ему жизнь… Но выбора как раз не было: Йева и Леонард, его любимые дети, смертны. Промчатся годы, словно мгновения, и дети начнут увядать, пока не умрут на руках у своего отца либо от старости, либо от ран, как это произошло с его родной семьей. Он обязан спасти хотя бы одного ребенка, пусть и ценой жизни этого рыбака.
* * *
К вечеру в замок Брасо-Дэнто, утопающий в закатном солнце, прибыл гонец. В его суме лежал ответ на письмо, которое граф отправил в Йефасу еще до того, как забрал Уильяма из Больших Вардов.
Филипп раскатал плотную бумагу и принялся читать. Письмо было составлено в сдержанном деловом стиле, и в нем сообщалось, что суд проведут ближе к зиме, в начале сезона Граго.
— Ждать почти два сезона?! — воскликнул удивленный управитель, хватаясь за голову. — Но почему так долго, господин? Ведь до Йефасы всего лишь две недели верхом!
Перечитав письмо, граф отложил его.
— Потому что это беспрецедентный случай, по крайней мере за последнюю тысячу лет, — ответил он. — После Кровавой войны ввели негласный запрет на передачу крови человеку. Если кто-нибудь из самых отдаленных старейшин захочет поучаствовать в суде, например Синистари, то он доберется пешком до Йефасы лишь к середине или концу осени. Это было предсказуемо, Него.
— Когда вы планируете переводить этого рыбака в верхние комнаты?
— Скоро. Но скоро — понятие растяжимое… Я думаю, что он пока посидит в тюремном крыле до сезона дождей. А там посмотрим. И все благодаря длинному языку моего сына.
Глава 7. Сезон Лионоры
Спустя пару месяцев
Наступило время, когда крестьяне Солрага вышли собирать сено в валы и копнить их. Лето уже перебралось за середину, но ночи пока были знойными, сухими. Незадолго до рассвета Йева вошла в узилище с большим кувшином и двумя кружками в руках.
Увидев, что кровать пустует, она вздрогнула: гость исчез?
— Две кружки? — испугал ее Уильям, стоявший в углу со сложенными на груди руками.
Йева от неожиданности вскрикнула и едва не выронила кувшин.
— Ох, Уильям, прячешься…
— Здесь спрячешься, — широко улыбнулся он и развел руки.
— Да я просто… кхм… сегодня много дел. Отец покинул замок и весь день пробудет в городе, обсуждая с торговыми мастерами расширение рынка. А мне нужно было дать ответы на всякие прошения… Так что, чтобы не бегать туда-сюда, я принесла сразу большой кувшин.
Смущенно улыбнувшись, она убрала за ухо непокорную прядь медных волос. Наполнив из кувшина кружку, Йева села на второй стул, но тот от времени и сырости так сильно покосился, что стоять ровно ему было уже не суждено. Поэтому Йева сделала вдруг такое лицо, будто этот покосившийся стул оскорбляет ее достоинство. Она встала и окинула узилище строгим взглядом, как бы подразумевая, что присесть ей больше некуда. Взгляд этот сразу же распознал Уилл и услужливо подвинулся; Йева устроилась рядом.
Он прихлебнул кровь и погладил языком ломящие клыки.
— Чуть теплая, — шепнул он, когда кровь слегка ударила в голову и разлилась хмелем.
На миг перед его взором промелькнуло странное видение. Уильям моргнул, тряхнул головой — и образ растворился, пропав. В последнее время эти видения часто преследовали его после каждого глотка крови. Поначалу он не придавал им значения: тогда они были смазаны, мутны и напоминали скорее мошку, которая появляется перед глазами, а когда от нее отмахиваются, бесследно пропадает. Но со временем, когда образы окрепли, ему стало казаться, что это воспоминания чужих людей, пусть и довольно отрывистые. Неуверенный, Уильям пока молчал и ничего не спрашивал ни у Йевы, ни у Филиппа, который стал редким гостем в его узилище.
