— Но зачем, господин? — осмелился спросить, сверкая маслеными глазками, низенький Брогмот.
— На всякий случай, пока мы отсутствуем. Пойдем, сын!
И Филипп бодрым шагом направился к двери, а уже оттуда — вниз к выходу, где его ждали два командира третьего, а также седьмого гвардейских графских эскадронов — безземельные рыцари сэр Дрург Вансел Дор и сэр Ивв Горх.
Больше всего Леонард хотел обнять свою сестру, прижать к себе — он в ней нуждался. Но они были здесь не одни, а потому, сдержавшись, он простился с ней одним тоскливым взглядом. Он уронил руку на навершие своего меча, прозванного Рирсуинсорсиан, что на демоническом языке Хор’Аф означало «пьющий кровь». В навершии родового оружия тускло багровел в полумраке гранат, а рукоять была украшена витиеватым узором из летящих воронов. Лео прошел мимо Уильяма так, словно того и не существовало, а затем скрылся вслед за своим отцом в темном коридоре. Чуть погодя он вышел во внутренний двор замка, где их ожидали солрагские всадники.
Раздвинув гардины на окнах, Брогмот, Йева и Уильям наблюдали, как воины запрыгнули на могучих, рослых коней и сквозь открытые ворота замка устремились в сопровождении небольшого отряда в город, а оттуда вниз по Парадной мостовой, меж каменных домов, пока не выехали за серокаменные стены. Там их ожидали триста сорок гвардейцев, готовых к походу. Даже издалека, с верхних этажей замка, можно было разглядеть, как всадники вскинули копья, приветствуя графа и его сына. Вскоре эскадроны поскакали прочь от Брасо-Дэнто и растворились в вечерних сумерках вместе с обозами и прислугой.
Брогмот отошел от окна и с любопытством посмотрел на Уильяма и Йеву. Те были повернуты к нему спиной, и наблюдательный казначей сразу заметил, как близко они стоят друг к другу, как соприкасаются их пальцы. Он все понял. Медленно отступив к двери, он пожелал красиво поставленным, но высоким голосом:
— Доброго вам вечера!
Отвесив изящный поклон, казначей затворил за собой дверь. А когда она захлопнулась, то нарочито громко потопал по темному коридору, а после вернулся на цыпочках назад и прильнул оттопыренным ухом к замочной скважине.
Уильям тем временем достал из сундука свернутую карту и склонился над ней в полумраке кабинета. Перед ним раскинулся Солраг во всей своей красе, со множеством речушек, с одной огромной равниной, посреди которой высилась единственная, но величественная гора Брасо-Дэнто.
— Получается, твой отец проедет по Северному тракту до Порталойна, оттуда до леса Аммы на север и дальше повернет… на запад к Спрятанному поселению… — Он ткнул на карте в деревню, носившую официальное имя Райва.
— Да…
— Но почему он считает, что Бруно быстрее его доберется в поселение?
— Потому что Бруно двинется по тропе вдоль реки Брасо через Высокий Кофф. Эта тропа намного короче, чем через Северный тракт.
— А почему господин поедет не по ней?
— Потому что большая часть этой тропы не предназначена для войска в сезон дождей — ее сильно размывает. Два эскадрона будут двигаться по ней очень медленно, растянувшись. Их обгонит даже калека…
— Хм… Понятно, надеюсь, у твоего отца все получится.
— У папы всегда все получается.
Йева поначалу радостно улыбнулась, но стоило ей вспомнить о планах отца на суде, как ее лицо вспыхнуло отчаянием. За все эти дни она успела если не полюбить рыбака, то сильно привязаться к нему. Чтобы скрыть свои заблестевшие слезами глаза, она отвернулась, подошла к окну и сделала вид, будто любуется залитым дождями Брасо-Дэнто. Уильям ничего не заметил: все его внимание было приковано к карте, которую он жадно разглядывал. За полгода, которые он провел в замке, он успел внушить себе, что вся его дальнейшая жизнь будет построена вокруг семейства Тастемара, подобно тому как выстроил ее старый управитель Него, отдав себя служению.
* * *
Спустя четыре дня
Дождь ненадолго прекратился, но гвардейцам было все равно. Все, что могло промокнуть, — уже промокло. Все, что могло сгнить, — уже сгнило. Над биваком стоял смрад от немытых тел, грязных лошадей, обозов, утопающих в лужах. В Вороньих землях еще царствовала ночь, однако все уже просыпались, чтобы позавтракать отсыревшими ячменными лепешками. Поднявшись со вздутых от воды лежанок, гвардейцы разминали закоченевшие после сна на холодной земле руки, ноги и готовились к бою. Впрочем, несмотря на наказ графа выспаться, многие так и не сомкнули глаз — и не только из-за дурной погоды.
Гвардейцы были славными воинами: проходили жесткий отбор, получали хорошее обучение, а затем и жалованье и готовы были за своим лордом идти хоть в огонь, хоть в воду. Но известие о том, что ранним утром им предстоит сразиться более чем с сотней оборотней, поселило в их сердцах ужас. И он креп тем сильнее, чем ближе был рассвет.
Даже Леонард и тот ходил тяжело, без привычного изящества. Взгляд его сделался угрюмым, обращенным внутрь себя, ибо его терзали такие же страхи, как и всех прочих. Его пальцы постоянно гладили то пламенеющий гранат в навершии Рирсуинсорсиана, то холку гнедого жеребца, прозванного Луниаласом. От ночного ливня его рыжие волосы потемнели и отяжелевшими прядями облепили молодое лицо.
Перед битвой к стоящему у холма Лео подошел, бряцая доспехами, граф Тастемара, чьи седые волосы тоже были мокры. Наблюдая охвативший сына страх, он улыбнулся и похлопал его по плечу тяжелой рукавицей:
— Не волнуйся, сын мой, они не так страшны, как их рисуют в сказках.
— Я не волнуюсь! Чего мне бояться, отец? Укрытых шкурами демонов, которые одновременно и не волки, и не люди?
— Помни: я буду рядом, — продолжал улыбаться граф, все понимая.
Лео задумался и посмотрел тяжелым взором в спину отцу, который уже отошел, дабы заняться седланием своего вороного Найхлиста.
— Отец…
— Да? — Граф обернулся.
— Почему мы с тобой должны вступать в битву в числе первых? Ведь мы правители. И как правителям, нам должно оставаться на вершине холма и зорко глядеть на поле боя, отдавая своевременные приказы.
— Ты еще не правитель, сын мой. Перед тем как стоять на холме, нужно побыть и внизу.
— Но… Должно ли нам марать руки об этих отбросов, которые не нашли себе места ни в летописях, ни на северной земле, об этих гнусных созданий, не заслуживающих и толики почтения?
— Леонард, твои суждения начинают не на шутку беспокоить меня. Во-первых, я тебе уже сказал, что невозможно грамотно управлять чем-то, не понимая, какие процессы происходят внутри, — голос Филиппа стал тише. — А во-вторых, уж толику почтения-то они заслужили сполна, ибо они такие же дети Двух Миров, как и мы.
— Но ты сам говорил!
— Что я говорил? — холодно поинтересовался граф.
— Что… — Леонард не вспомнил ни одного ругательного слова из уст отца в сторону вервольфов.
