— Что же он сказал? — поднял бровь Филипп.
— То же, что и вы… Напомнил о соглашении, которое мы подняли при короле и огласили. И так же, как и вы, заявил, что война между Стоохсом и Крелиосом не касается вашего графства, — теперь посол был честен, понимая, что его хитрость раскусили. — Вы прекрасно понимаете, граф, что без вашей конницы, без вашего золота нам не удержать Аелод.
— Да, Крелиос умирает, — тоже вздохнул граф. — Но я не собираюсь принимать в дар земли Аелода. Я не собираюсь выходить за рамки соглашения. Вам его показать? Оно в том сундуке. — Филипп привстал, но Ханри мотнул головой.
— Не стоит, я помню каждое его слово, — признался он. — Вы же понимаете, что, оставшись непричастными, после падения Крелиоса, через десять, двадцать, может быть, и пятьдесят лет… вы останетесь одни? И, почуяв это, воинственный южный Глеоф, гордо называющий себя Большим, обязательно кинется на вас, как на лакомый кусочек!
— Ханри, не буду вам врать. Если вы стали говорить честно, то честным буду и я. В моем распоряжении две тысячи всадников, почти пятьдесят рыцарей, великолепно снаряженных, на лучших конях Севера. И это без учета простых пеших копейщиков, лучников. Если я приму Аелод, то для того, чтобы выбить врага и удержать земли, мне нужно будет отправить все мое войско… Все войско, понимаете? На целый год графство останется без подвижной конницы. И чем я буду кормить их на чужбине, разрушенной войной? Глеоф обязательно воспользуется моей слабостью. В отличие от больного Крелиоса, который пожрал сам себя, Глеоф всегда славился мудрыми правителями. Мы не интересны нашему южному соседу, пока здесь сидит злое войско, способное среагировать почти мгновенно. Рядом с Глеофом есть и другие лакомые соседи, контролирующие выход к Черной Найге. Пока Глеоф не разберется со всеми ними, звенящими золотом от проездных пошлин, он не пойдет на Солраг — даже если Солраг станет независимой землей.
— А как же Стоохс? Разобравшись с нами, они возьмутся за вас… — Посол устало прикрыл глаза рукой, понимая, что вернется к королю с пустыми руками.
— Они присылали ко мне гонца несколько лет назад. Он принес письмо от короля Артрона Буйного, внука того самого опального герцога. Сейчас покажу вам это послание! — с этими словами граф достал из одного сундука спрятанный в кожаном чехле пергамент и протянул Ханри.
Королевский посол изучил бумагу, и рука его безвольно опустилась на кушетку. Письмо выпало из ослабевших пальцев.
— О, эти отродья Артрона! Они и здесь нас обскакали! Предлагать мир задолго до войны — о, собачьи дети! Как же так… Вы все предусмотрели, граф…
— Нет, не всё… Обещания о мире даются, чтобы их нарушать. Я сочувствую вам, ваши короли погубили священный Крелиос. Он сгнил с головы, как рыба. Быть может, поэтому герцог Донталь больше и не участвует в ваших дворцовых играх.
— Ох, герцог… герцог! Если бы он захотел возглавить королевство. Если бы он взошел на престол… Его бы поддержал весь двор! Он чрезвычайно опытен, обаятелен и умен. Он умеет увлечь речами и врага, и друга. Я до сих пор вспоминаю его мудрые замечания, когда он еще жил при дворе и пестовал меня… Зачем он все бросил, зачем стал затворником?! — досадовал Ханри.
— Похоже, Элрон Солнечный сыт правлением по горло…
Слова эти, произнесенные графом, были сказаны скорее самому себе, тихо. Но посол, расслышав их, вздрогнул, побледнел и убрал ладонь с глаз. Он испуганно уставился на Филиппа, который понял, что сболтнул лишнее, назвав Горрона другим именем, которое не полагалось знать непосвященным.
— Право же, порой мне казалось, что наш герцог — бессмертный бог, покровительствующий священному Крелиосу. Неужели я был прав и сейчас, оставшись без любви своего основателя и защитника, Крелиос дергается в предсмертных муках?
— На вашем месте я бы, пока есть возможность, перебежал на сторону Стоохса, — мягко посоветовал Филипп, сочувствуя неподдельному горю посла. — Ваш ясный разум будет более востребованным там, чем при дворе пятнадцатилетнего юноши, который, по слухам, недалек умом.
— Да, увы и ах… Знали бы вы, сколько их уже переметнулось на сторону Стоохса. Сбегать надо вовремя, и в числе первых, а я опоздал, — усмехнулся Ханри. — И с кем я обсуждаю вопросы предательства? С человеком или демоном, которого вижу в первый раз…
Разговор прервался оттого, что дверь отворилась. В кабинет быстрым шагом вошел Уилл, одетый в черное котарди. В руках он держал книгу, которую собирался вернуть на место, чтобы взять новую. Увидев графа и посла, Уильям от неожиданности вздрогнул.
— Прошу извинить меня. Я думал, что все внизу, на пиру.
— Мы все равно заканчиваем, — ответил Филипп. — Делай что нужно, раз пришел.
Кивнув, Уилл взял очередной том и поспешно вышел, чтобы не мешать графу обсуждать важные вопросы. Ханри проводил его долгим взглядом, невольно рассматривая иссиня-черные волосы, такое же черное котарди, высвечивающее бледность лица, и его длинный нос. Когда дверь закрылась, посол мягко заметил:
— Раз уж вас, граф, зовут Белым Вороном, то сыну вашего друга стоило бы дать прозвище Черный Ворон.
Столь явный намек заставил графа невольно вздрогнуть, что не укрылось от посла.
— Я вам уже говорил, Ханри, что он не мой сын, перестаньте подстрекать, — холодно отозвался Филипп, а затем чересчур быстро направился к двери. — Мы рады вам как гостям. Но пока Северный тракт окончательно не размыло осенними дождями, я бы советовал вам поскорее выехать в обратный путь. К утру я вручу вам свой ответ королю, а также, если это вас не затруднит, попрошу передать письмо уважаемому Боббио Натифуллусу в Габброс.
— Да, конечно.
Ханри удивила столь странная перемена в графе, которого явно задело сравнение с сыном его друга. Ничего не ответив, погруженный в мрачные думы посол последовал за Филиппом — богом графства Солраг.
* * *
К вечеру зал почти опустел. Вусмерть пьяных писаря и помощника королевского посла слуги разнесли по их комнатам. Барону Даймону все-таки удалось хорошенько отлапать голую, пышнотелую девку из низшей прислуги, пока бедный Вильрик прятался под одеялом на соседней кровати, чтобы не видеть того, что происходило рядом.
Посол Ханри, выпив столько, чтобы захмелеть, но не потерять окончательно рассудка, сидел за столом в числе последних гостей. Он задумчиво обозревал пустые блюда перед графскими детьми, а также некоторыми помощниками Филиппа. Время от времени они пригубляли из кубка, но когда ставили чаши на стол, оказывалось, что они так ничего и не отпили. Порой кто-то из них тыкал вилкой в сочащееся жиром мясо, чтобы перенести его на свое блюдо, но тут же бросал, якобы увлекшись беседой. Позже прислуга незаметно подменяла блюдо на чистое. Обычного гостя все эти хитрости легко обманывали. Все, кроме Ханри, пребывали в уверенности, что хозяева замка Брасо-Дэнто пировали вместе с ними.
Потом королевскому послу вдруг вспомнилось, что никто во дворце не знал, что любил поесть или выпить их покровитель, Горрон де Донталь, хотя он тоже был большим любителем пышных застолий, танцев, песен и женщин.
