Вот и все, что смогла впитать и сохранить память трехлетки.
Да, мне было три года, когда мамы не стало.
Семь — когда случилась история с валентинкой.
В феврале все девочки в классе с подачи учительницы по рисованию заболели валентинкоманией. Они скупали картонные сердечки в канцтоварах и мастерили их сами. Они писали внутри имена мальчишек и подружек, клички котов и собак и, конечно, адресовали валентинки мамам и папам. Они шептались, хихикали, показывали сердечки друг другу или хранили в тайне.
Я тоже сделала валентинку и задумалась, кому ее надписать. Внезапно рука сама вывела заветные слова. Мне оставалось лишь спрятать сердечко понадежнее, закопать совсем-совсем глубоко, чтобы спустя долгие годы случайно обнаружить его и горько вздохнуть… Но я по неосторожности положила валентинку в пенал, а Ксюша выкрала ее, отбила мою атаку и объявила на весь класс:
— Слушайте все! Гриппка — психичка. Ага! Знаете, чего она в валентинке написала? «Мамоська, я люблю тебя. — Ксюша противно засюсюкала. — Позялуйста, велнись». А мама у нее — мертвая. Ага! Умерла давным-давно. Поэтому валентинка эта — колдовская. Гриппка ночью пойдет на кладбище, закопает сердечко в могилку, и ее мама станет зомби. Она будет каждый день приходить к школе, кусать детей и родителей, пока всех не перекусает. Ага! Из-за нее все превратятся в ходячих мертвецов!
Кто-то заревел, другие засмеялись, а прозвища Психичка и Колдунья приклеились ко мне накрепко, не отодрать. У Ксюши была богатая фантазия, и любое вранье она умела подать так, словно это информация из первых рук. Думаю, повзрослев, она стала бы беспринципной, стервозной и, скорее всего, успешной журналисткой. Что-то в ней такое было.
Вот только повзрослеть у нее не получилось.
Венечка еще крепче стискивает мою руку, но тут же отпускает, перемещает ладонь на плечо, близко к шее, и поглаживает кончиками пальцев. Я узнаю прикосновение. Мама всегда делала так, когда хотела меня утешить. Легкие, воздушные касания.
Взгляд Венечки — нет, не Венечки — блуждает по моему лицу. Щекочет и согревает, как луч солнца, пробившийся между плотными шторами. Я цепенею: не могу шевельнуться, не могу коснуться в ответ, вообще ничего не могу. В глазах встает муть, заслоняя от меня любимого призрака. Она не произносит ни слова, только гладит по плечу и шее. Каждый раз, когда пальцы касаются кожи, у меня пробегают мурашки.
С трудом разлепив губы, я шепчу:
— Я люблю тебя.
Глаза у Венечки закатываются, и он падает навзничь. Я валюсь ему на грудь, утыкаюсь лицом в холодные булавки и ору. Крик бьет из меня гейзером, безудержным и горячим. Я не могу остановиться. Ничего не вижу и не слышу. Не понимаю, где я и что происходит. Остается лишь крик.
Когда истерика отступает, я чувствую себя полностью опустошенной и обессиленной. Сквозь звон, стоящий в ушах, доносится голос Клима:
— Свиток появился. А еще твоя мачеха оборвала телефон. Выходим через десять секунд. Если не встанешь, я поволоку тебя за ногу. Отсчет пошел. Десять, девять…
— Заткнись, — бросает Хосе и подхватывает меня на руки.
Глава 11. Войти в Терновник и…
Я полностью готова к приезду Крис: умыта, напоена чем-то под названием «лече меренгада» и уже могу стоять на своих двоих, — правда, не без поддержки Хосе. Собственно, именно на нем лежит ответственность за чистоту моего лица и успокаивающую сладость в желудке. Вначале Хосе отнес меня в ванную и поплескал теплой водой в заплаканное лицо. Затем оттащил обратно на кухню и влил в рот нечто вроде густого молочного коктейля. А спустя мгновение уже несся вниз по лестнице — по-прежнему со мной на руках. Понятия не имею, как он успел все это провернуть. Не удивлюсь, если когда-нибудь Хосе станет прекрасным отцом пятерых, а то и шестерых детишек. Такая магическая многорукость и склонность к заботе не должны пропасть даром.
На улице темно, пусто и сыро. Почти так же, как в моей голове. Я даже не пытаюсь осмыслить все, что произошло. Знаю, что не получится.
Поэтому я переключаюсь на мысли, не связанные с мамой, и спрашиваю:
— Сатир… кхе-кхе… — Голос сиплый, как у фанатки после концерта любимой группы. — Вы его отпустите?
— Отпустим. — Из тьмы возникает Клим и протягивает мне свиток. — Разворачивай.
Нет уж. Я беру бумагу и прячу ее в карман толстовки. Там, конечно, и так много всего: телефон, наушники, фото отца, но свиток кое-как помещается. Надеюсь, Смерть не обидится за помятые уголки.
Конечно, мне не терпится прочитать новое задание, но я не собираюсь удовлетворять любопытство пикового короля. Климу хочется узнать содержание свитка — это написано на его лице. Он удивительно плохо умеет скрывать эмоции, хотя и возглавляет тайную организацию.
Хосе вздыхает. Ему тоже интересно, что скрывается под розовой ленточкой, но он не просит показать задание. Наверное, понимает, что на сегодня лимит откровенности исчерпан. Я и так слишком много позволила узнать о себе.
— Крис что-то долго едет, — замечаю я.
— Вы ж только вчера переехали, да? — оживляется Хосе. — Твоя мачеха стопудово сунулась к Дворцовому, а там облом. Рванула к Благовещенскому, а он тоже разведен. Пришлось делать крюк.
— А сколько времени?
— Около двух или позже. — Хосе беспечно пожимает плечами.
Чувствую, как у меня выкатываются глаза. Для человека, который провел большую часть жизни взаперти, я неслабо загулялась. На губах, несмотря ни на что, медленно расползается улыбка. Приключений, полученных сегодня, мне хватит до конца жизни. А ведь впереди ждут новые. Я ощупываю свиток в кармане. Может, все-таки открыть?
Тут на улицу выруливает «чайка-тойота».
Подъехав, Крис выпрыгивает из салона и подтверждает догадки валета:
— Чертовы мосты! Охренеть можно! — Она окидывает оценивающим взглядом Клима и Хосе, пристально смотрит на меня и мрачнеет так, что, кажется, из ее головы сейчас полетят молнии. — Если вы, охламоны, хоть пальцем тронули мою дочь…
Я вздрагиваю: непривычно слышать от мачехи это слово.
— …отправитесь за решетку и, уверяю вас, в живых там протянете недолго!
— Кристина Витальевна. — Клим старается говорить вежливо, но в голосе проскакивают искорки раздражения. — С Агриппиной все в полном порядке. Можете спросить у нее сами.
— Да мы бы ни за что ее не обидели! — горячо заявляет Хосе.
Он, видно, уже забыл про недавние угрозы. То пытками пугали, то убийством. А теперь, значит, «ни за что бы не обидели». Ну-ну.
— Все нормально, Крис, — говорю я. — Поехали домой.
Мачеха хватает меня за руку и тянет к машине. Я успеваю только кинуть на короля и валета прощальный взгляд. Жаль, не удалось напоследок поговорить с Венечкой. Хотя, может, это и к лучшему.
