12.30–13.00. Поездки на тележке. Когда дневной дежурный расставляет книги на полках, я вспрыгиваю на тележку с ними и совершаю объезд библиотеки. Ох, до чего приятно совершенно расслабиться и валяться, просунув ноги между прутьями тележки.
13.00–13.55. Свободное время. Оцениваю, как проходит день. Можно пройтись по гирлянде светильников или еще немного подремать. Встретить дневных посетителей. Провести десять минут с мамой. При желании можно заняться туалетом, но это не обязательно. Не забыть найти хорошую коробку, чтобы поспать.
15.55. Обед. Они должны понимать, что обеденное время наступает в четыре часа. Если сидеть перед ними достаточно долго, они наконец это усвоят.
16.55. Мама уходит. Попрыгать вокруг, чтобы она вспомнила, как ты хочешь поиграть. С разбегу вспрыгнуть на книжную полку, сделать кувырок и работать без остановки.
17.30. Игра. Для меня нет ничего лучше, чем гонять круглую штуку. Если не считать моего красного шнура. Вся моя любовь отдана ему. И пусть кто-нибудь попробует отнять его у меня!
20.55. Уходит последняя смена. Все повторяется, как в 16.55, но не стоит ждать того же результата, разве что Джой остается в вечернюю смену. Джой всегда находит время скатывать бумажные комочки и бросать их через комнату. Надо догонять их изо всех сил, но, поймав, не обращать на них внимания.
21.00–7.30 утра. Это мое время, и нечего совать в него нос.
Глава 17
Дьюи в современном мире
Я не считаю себя наивным человеком. И знаю, что не все в Спенсере обожают Дьюи. Например, эта женщина до сих пор пишет письма, угрожая привести своих коров в даунтаун, если город не покончит с ужасной несправедливостью — кот живет в публичной библиотеке. Она самая громогласная, но, конечно, не единственная, кто не может понять феномена существования Дьюи.
— Что особенного в этом коте? — спрашивают они за чашкой кофе в «Сестерс-Мейн-стрит кафе». — Он никогда не покидает библиотеку. Много спит. Он ничего не делает.
С их точки зрения, Дьюи не занимался никакой деятельностью. Он регулярно появлялся в журналах, газетах, о нем шли радиопередачи по всей стране, но он не возделывал наш муниципальный парк. Он не мостил дороги. Он не создавал новые рабочие места. Пик фермерского кризиса прошел; настроение у всех было на высоте; для Спенсера настало время расправить крылья и привлекать новую рабочую силу в наш обаятельный городок Среднего Запада, лежащий в стороне от протоптанных дорог.
Комиссия по экономическому развитию Спенсера отметила свой первый большой триумф в 1922 году, когда «Монфорт», большая компания по обработке мяса со штаб-квартирой в Колорадо, решила взять в аренду бойню на северном конце города. В 1952 году, когда местный бизнесмен перенял эту собственность, предприятие было гордостью Спенсера. Ею владела местная власть, оно управлялось на месте, и тут трудились местные рабочие, получая хорошую зарплату. В 1974 году она равнялась пятнадцати долларам в час, никто в городе не получал больше. Вереница грузовиков, ожидавших загрузки, растягивалась на милю. Кое-какие изделия компания начала выпускать под маркой «Спенсер фуд». Она была источником гордости, особенно когда вы приезжали в Сиукс-Фоллс или даже в Де-Мойн и видели имя Спенсера в больших продуктовых магазинах.
В 1968 году продажи стали падать. Производственные процессы переместились с соседние городки, где были более современные предприятия и дешевая рабочая сила. Владельцы пытались давать продукции новые названия и переоснастить производство, но ничего не срабатывало. В начале 1970-х годов Спенсерская упаковочная компания была продана. Когда рабочие отказались получать не согласованную с профсоюзом заработную плату пять пятьдесят за час, компания закрыла завод и перенесла свою деятельность в Скайлар, в Небраску. Сюда перебрался «Ленд О'Лейкс», производитель знаменитого масла и маргарина, но, когда в середине 1980-х ударила рецессия, он тоже окончательно закрылся. У них не было ни тесных связей с общиной, ни экономических причин оставаться.
Десять лет спустя «Монфорт» подписал арендный договор с отсутствующим владельцем завода. Потребовалось перенести здания, чтобы предприятие могло расширяться и развиваться. Маленькие городки по всей стране отчаянно искали работу, но те рабочие места, где в 1974 году платили пятнадцать долларов, «Монфорт» предлагал по пять долларов в час и никаких премий. А это была работа на бойне, физически и психологически тяжелая, жестокая и отупляющая, не говоря уж о запахах, грязи и шуме. Местные не хотели за нее браться, и большинство тех, кто приходил на предприятие, были испаноязычные иммигранты. Города вокруг Спенсера, где были бойни, например Сторм-Лейк, населяли двадцать пять процентов таких иммигрантов.
Тем не менее «Монфорт», не теряя времени, утверждался в десятках городков, и они не интересовались нашими проблемами и не предлагали никаких решений. Лидеры городских общин поддерживали такие предприятия, так чего ради беспокоиться о горожанах? Городской совет предложил собрать обычный общественный форум, чтобы обсудить предполагаемое перемещение. Обычно он проходил в небольшом помещении в совете в присутствии пяти человек. Но на этот раз накал страстей был столь высок, что дебаты решили провести в самом большом помещении города — в спортивном зале школы. И в тот вечер собралось три тысячи человек, более четверти городского населения. Учитывая тему дебатов, это было не так много.
— Бойни загрязняют город! Что они собираются делать с отходами?
— Бойни очень шумные. А это предприятие всего в миле от центра города.
— Не заставляйте меня упоминать о запахе!
— А как насчет грузовиков со свиньями? Они что, будут ездить прямо по Гранд-авеню? Кто-нибудь подумал, во что превратится движение транспорта?
— Какую пользу принесут эти рабочие места нашему городу?
Кроме совета по экономическому развитию и городского совета, в этом зале не набралось бы и сотни человек, поддерживающих существование бойни. На следующий день в перемещении было отказано.
Кое-кто — сторонники «Монфорта» в городе и члены советов по экономическому развитию в соседних городках — намекал, что это решение имеет под собой расовую подоплеку. «Лилейно-белый Спенсер, — хихикали они, — не хочет, чтобы в него приезжали мексиканцы».
Я этому ни на йоту не верила. Спенсер никогда не был расистским городом. Например, в 1970-х годах мы приняли сотню семей беженцев из Лаоса. Да, мы действительно видели перемены в таких городах, как Сторм-Лейк и Уортингтон, и нам они не нравились, но проблема была в бойнях, а не в их рабочих. В тот день Спенсер выступил не против иммигрантов, а против загрязнений, забитых дорог и катастрофы для окружающей среды. Мы не хотели расставаться с нашим образом жизни ради двухсот самых плохих рабочих мест в стране. Пойди мы на это, значит, мы ничему не научились из опыта наших соседей. Может быть, как некоторые предлагали, нам надо повернуться спиной к экономическому прогрессу, чтобы сохранить облик города, который основали местные торговцы, фермеры и мелкие производители, — но они не могли выжить в современной Америке. Я знала только одно: Спенсер станет совершенно иным городом, если первое, что вы увидите (а также услышите и унюхаете), когда приедете с севера, будет бойня, и считала, что нам лучше обойтись без нее.
