Шарон часто приводила свою дочку Эмми, у которой был синдром Дауна, повидаться с Дьюи. Особенно в воскресенье, когда приходил ее черед кормить Дьюи. Каждый субботний вечер Эмми спрашивала ее: «Завтра день Дьюи?» Первое, что делала Эмми в «день Дьюи», — это кидалась его искать. Когда он был юным, обычно ждал у дверей, а когда повзрослел, Эмми часто находила его греющимся на солнце у окна. Она хватала его и несла к маме, чтобы они вместе могли его приласкать. «Привет, Дьюи. Я люблю тебя», — мягким, нежным голосом говорила Эмми — таким же, каким с ней общалась мама. Для Эмми это был голос любви. Шарон всегда боялась, что Эмми будет слишком сильно тискать Дьюи, но они с ним были друзьями, и она понимала его так же хорошо, как любого из нас. Она всегда была с ним на удивление нежна.
Ивонн Берри, одинокая женщина под сорок лет, приходила в библиотеку три или четыре раза в неделю. Каждый раз Дьюи находил ее и минут пятнадцать проводил у нее на коленях. Затем хитрец уговорил ее открыть дверь ванной, чтобы он мог поиграть с водой. Это был их ритуал. Но в тот день, когда Ивонн пришлось усыпить своего кота, Дьюи просидел с ней больше двух часов. Он не знал, что случилось, но понимал — пришла беда. Годы спустя, когда она рассказала мне эту историю, я видела, насколько важной она остается для нее.
Столетие подходило к концу, все менялось, и Дьюи взрослел. Он проводил больше времени в своей постельке, энергичные игры сменились спокойными поездками на книжной тележке с Джой. Вместо того чтобы вспрыгивать на тележку, он мяукал Джой, чтобы она подсадила его, и ехал, как капитан на носу своего корабля. Он перестал прыгать на осветительную арматуру — я считаю, дело было не в физических способностях, а в том, что это развлечение ему надоело. Он не избегал грубоватых тисканий, но любил мягкое обращение, как тот бездомный, который стал одним из его лучших друзей. В таком городе, как Спенсер, трудно оставаться невидимым, но этому мужчине почти удалось добиться успеха. Он просто каждый день появлялся в библиотеке — небритый, непричесанный и неумытый. Он никому не говорил ни слова. Никогда ни на кого не смотрел. Ему был нужен только Дьюи. Он подхватывал его и перекидывал себе через плечо; Дьюи, мурлыча, висел так минут двадцать, пока этот человек излагал ему все свои секреты.
Когда Дьюи перестал прогуливаться по верху книжных полок, Кей принесла из дому старую кошачью колыбельку и поставила ее на верх полочки на своем рабочем столе. Дьюи сворачивался в ней и наблюдал, как Кей работает. Она внимательно относилась к его потребностям, меняла ему еду, расчесывала свалявшуюся шерсть, помогала мне купать его. Она не была столь терпеливой или мягкой, как я, но даже самое решительное ее обращение с Дьюи заканчивалось нежным поглаживанием его по голове. Как-то незадолго до того, как Кей приступила к новым обязанностям, Дьюи прыгнул в свою постельку, и полочка упала. Кот, растопырив все четыре лапы, отлетел в одну сторону, а блокноты и скрепки в другую. Прежде чем последняя из них упала на пол, Дьюи вернулся, чтобы осмотреть масштабы разрушения.
— Тебя мало что пугает в этой библиотеке, не так ли? — пошутила Кей, и улыбка, которая, как я подозревала, всегда таилась у нее в сердце, ямочками проявилась на щеках.
«Только ванна и щетка», — мог бы сказать Дьюи, прояви он честность. Чем старше он становился, тем больше ненавидел расчесывание.
Кроме того, у него не хватало терпения общаться с дошкольниками, которые таскали и тискали его. Он напрягался, давая понять, что не хочет больше терпеть такое обращение. Однако никогда не обижал малышей и редко от них убегал. Когда какой-то ребенок начинал ему надоедать, он просто отползал и прятался.
Малыши — это была особая история. Однажды я наблюдала, как Дьюи прыгал в нескольких футах от малышки, которая ковыляла по полу в ходунках. Я часто видела, как Дьюи обращается с малышами, так что ничего не опасалась. Но обращаться с малышами надо деликатно, не говоря уж о молодых мамах. Особенно с ними! Дьюи просто сидел со скучающим выражением на физиономии, и на расстоянии казалось, что он как бы говорит: «Никак ты уже ходишь?» Затем, когда он решил, что я не смотрю в его сторону, он, извиваясь, придвинулся на дюйм ближе. «Туда смотреть не стоит, — как бы говорил он, — оцени мое поведение». Через минуту он повторил свой маневр. Затем еще раз. Медленно, дюйм за дюймом, он подползал все ближе, пока, наконец, не оказался вплотную к ходункам, сунул голову через их край, как бы убеждаясь, что ребенок внутри, затем прилег, положив голову на лапы. Малышка протянула ручонку поверх ходунков и ухватила его за ухо. Дьюи повернул голову, чтобы ей было удобнее. Она засмеялась, запрыгала на месте и потянула его за ухо. Дьюи сидел неподвижно и выглядел вполне удовлетворенным.
В 2002 году мы взяли на работу нового помощника детского библиотекаря Донну Стенфорд. Донна поездила по миру как волонтер Корпуса мира и недавно вернулась на северо-запад Айовы, чтобы ухаживать за матерью, которая страдала болезнью Альцгеймера. Донна была спокойной и добросовестной, и сначала я подумала, что Дьюи именно поэтому проводит с ней несколько часов в детском отделе. Мне понадобилось довольно много времени, чтобы понять — Донна не знает никого в городе, кроме своей матери, и даже такое место, как Спенсер, — или, может быть, именно такое место, как Спенсер, где все тесно связаны между собой, — могло показаться человеку со стороны холодным и замкнутым. Единственным здешним обитателем, кто привязался к Донне, был Дьюи. Он любил ездить у нее на плече, когда она в своем кресле на колесиках направлялась к полкам выбирать книги. Устав от этого, он взбирался к ней на колени, чтобы Донна могла приласкать его. Порой она читала ему детские книги. Как-то я с удивлением застала их: Дьюи покоился с закрытыми глазами, а Донна была погружена в глубокие раздумья. Скорее всего, она была удивлена.
— Не беспокойся, — сказала я ей. — Это часть твоей канцелярской работы — иметь дело с этим котенком.
Затем появился Скотт, бойфренд Джоди. Бедный Скотт во время своей первой поездки в Спенсер попал, что называется, с головой: праздновалась золотая свадьба моих родителей. Это была не просто семейная вечеринка. Событие состоялось в Конвент-центре Спенсера, в котором было четыреста пятьдесят сидячих мест. Но даже и этот зал не мог вместить всех желающих. Когда дети Джипсонов поднялись на сцену, чтобы исполнить «Ты мой солнечный свет» на стихи, посвященные семье, и соло моего брата Дуга «Посмотри на нас» Винса Джилла, вдоль стен стояло больше сотни людей, ждавших своей очереди поздравить папу и маму. Всю жизнь они воспринимали мир как свою семью.
Стоило Джоди покинуть дом, как мои отношения с ней заметно улучшились. Мы понимали, что можем быть отличными друзьями и невозможными соседями. Но, посмеиваясь над настоящим, мы воздерживались вспоминать прошлое. Может, матерям и дочерям вообще не стоит этого делать. Но это не значит, что нельзя попытаться…
— Я знаю, у нас с тобой были нелегкие времена, Джоди.
— О чем ты говоришь, мама?
С чего мне начать? Мое здоровье. Мои отлучки. Беспорядок в ее комнате. Бренди.
— В Манкато. Помнишь? Мы проходили мимо магазина, и ты сказала: «Как я хочу эту рубашку, мама, но знаю, что у нас нет денег, так что обойдусь». Ты не просто ее хотела, она была тебе необходима, но ты никогда не доставляла мне затруднений. — Я вздохнула: — Тебе было всего пять лет.
