– Что? – Декан спокоен и уравновешен, в отличие от остальных.
– Первое место в статье, – начинает Шайло. – Как самому успешному выпускнику. – Он нервничает, глаза бегают.
Блан явно испуган, не готов к тому, что может всего лишиться.
– Легко.
– Никаких упоминаний обо мне. И о моей сестре. Скажете, что она что‐то знает… – тяжелый взгляд на Брайт, – хоть кому‐то, и ей конец! А она на самом деле не настолько осведомлена.
– Само собой.
– И… я не знаю тонкостей или каких‐то рецептов. Я просто подслушал один разговор.
– Мы на это и рассчитывали.
– Вам бы лучше с Блауэром поговорить!
– Он отказал, – вздыхает Якоб.
От этой информации Шайло только больше сжимается.
– Вот! Даже член Ордена Пяти не стал вам помогать, меня вообще сживут…
– Твой плюс в том, что ты никому не нужен, – отмахивается Якоб, – а ему есть что терять.
– И мне есть! Я вообще с ним не работал, просто подслушал.
– Шайло! Хватит юлить, говори и иди уже! Чем дольше тянешь, тем более это подозрительно, – закатывает глаза Блауэр, а Шайло морщится.
– Я не понимаю, почему вам пришло в голову допрашивать именно меня. – Он поднимает руки. – Скажу быстро. Никакой болезни нет. То, что мы все пьем, и есть яд. Боли при пропуске очередной дозы – это ломка. Яд или токсин делает нас сильнее и… – Он снова морщится. Правда ему совершенно неприятна. – И делает глаза зелеными, так родители скрывают, что наша кровь не совсем чиста. А если и чиста – кто же откажется от сильного ребенка. Лекарство, которое ты выпил, просто очистило твою кровь, это был обычный сильный детокс, но если потерпеть боли пару недель, все пройдет само. Я могу идти?
Все присутствующие медленно кивают, а Шайло пулей вылетает из аудитории.
– О-бал-деть. – Блауэр качает головой. – А гордиться‐то нам нечем…
Глава сорок седьмая
Революция
РЕВОЛЮЦИЯ
Политический, общественный переворот, произведенный насильственным методом.
Декан молчит какое‐то время. Смотрит на схемы, которые чертил Блэк Масон, и хмурится. Рейв улыбается, он испытывает облегчение от этой информации и то и дело ловит свое отражение в зеркале, гадая, откуда у него желтые глаза. Какая это раса и кто из родни пошалил на стороне.
– Я не понимаю, черт возьми! – взрывается Блауэр. – Не верю! Отец в Академии? – Он злобно смотрит на декана, тот кивает. – Я быстро.
Якоб выбегает, и мигом становится легче дышать без его негативного настроения.
– Откуда в Академии отец Блауэра?
– Из-за статьи, он же ученый, эта конференция под его попечительством, – поясняет декан.
Брайт кивает и сжимает руку Рейва, он в ответ улыбается.
– Ты как? – спрашивает она.
– О, прекрасно! Я осознал, что все хорошо. Просто я стал таким, каким должен быть.
– Тебе не жаль?..
– Нет. – Он качает головой. – Это идеальный финал.
Якоб возвращается быстро, за ним хмурый отец, который тут же запечатывает дверь от прослушки и неожиданных гостей.
– Кто, черт возьми, все вам рассказал? – почти кричит он.
– Мой отец это оставил в письмах ко мне. Я все уже сожгла, – не задумываясь лжет Брайт.
– Не мог…
– Мог. И сделал это.
– Он не знал!
– Знал. Он скрывал это от вас, чтобы вы не лишились должности.
– Блэк… идиот! Он сам себя погубил, – шипит Блауэр, ему явно жаль доктора Масона.
– Вы… подружились? – тихо спрашивает Брайт.
– Он был отличным человеком. Я надеялся, что все для него закончится благополучно, я… мне жаль. – Он падает на стул за преподавательским столом и утыкается лбом в сцепленные пальцы. – Что вы хотите знать?
– Все! Что со мной? Я тоже отравлен?
– Да, сын, ты тоже. И Рейв, и Листан, все сильные истинные маги из исключительно чистокровных семей отравлены, – устало говорит Блауэр, откидываясь на спинку кресла.
– Но зачем? – Якоб хмурится и смотрит на отца так, будто тот неожиданно заговорил на неизвестном языке.
Они молчат какое‐то время, все, окружающие эту пару, сидят затаив дыхание и терпеливо ждут, когда все закончится, потому что один Блауэр был невыносим, а двое – это и вовсе перебор.
– Ты не отстанешь?
– Нет.
– Как вы вообще… я не должен говорить об этом.
– Если не расскажешь, – Якоб так зол, что говорит сквозь зубы, – мы все равно скажем, что узнали от тебя.
– Шантажируешь меня?
– Травишь меня?
И Блауэр сдается. Он вздыхает, понимая, что не отвертится, и напоследок, будто перед прыжком с обрыва, смотрит на сына, явно извиняясь.
– Это началось очень давно и, если честно, с простой шалости…
– Шалость?
– Да. Это был… – Блауэр выдыхает и молчит пару секунд, подбирая слова, – не более чем эксперимент, чтобы скрывать адюльтеры наших предков.
– Какого черта, – бормочет Рейв, и они с Якобом переглядываются.
– Если вы не прогуливали историю, то должны знать, как сильны работяги, которым была нужна работа, и местная аристократия была рада ее дать. Первое время никто не видел проблемы. Новые люди – так это тогда называлось – были сильны. Они приносили новые идеи, развивали медицину, земледелие и торговлю. Но по большей части это были чернорабочие, слуги. Они ехали на заработки и оседали, женились на наших женщинах, заводили семьи. Это всё был низший класс, работяги, аристократия их просто не видела.
Стали появляться метисы. Причем если среди бедняков это было обычным делом, то среди высшего класса – скандал, оно и понятно, но стали появляться и такие случаи. Дети от таких союзов были неотличимы от обычных магов земли, с таким же слабым магическим потенциалом. В общем‐то, ничего страшного, если это скрыть; единственная проблема – временная гетерохромия в детском возрасте. До проявления сил к четырнадцати годам, когда траминерская кровь побеждала чужую, глаза детей были другого цвета. Не всегда, но бывало и такое. Это был вопрос репутации… Одно дело, когда ты породнился с дорнийским князем или бреваланским герцогом, и совсем другое, когда это обувщик из Фолье, а ты дочь аристократа и у твоего бастарда черные глаза.
К тому моменту иные пролезли во все сферы деятельности, они открывали лучшие лавки, чем мы, создавали лучшее производство. Строили лучшие дома. Траминерцы, как более слабый вид, могли исчезнуть вовсе. Кто знает, сколько поколений нужно, чтобы кровь разбавилась настолько, что ее не хватило задавить чужую магию. Проверять никто не стал. Тогда появился Орден Пяти. Пять семей, которые имели какую‐то власть. Хейзы всегда были уверенными политиками. Мы, Блауэры, ученые. Прето всегда держали в кулаке прессу, Хардины – военных, Бланы – светское общество. Первоначальной целью Ордена было сокрытие грехов.
