– Сейчас – это не тогда, – сказал он громко. Мальчик бросился вперёд, замахиваясь палкой, которую подобрал, чтобы отгонять крыс. Он ударил по ледяной руке Эверетта – и палка раскололась…
Другой рукой Гленнон вцепился в Ли, но забыл, что в руке у него зеркальце. Зеркальце упало. Гленнон подхватил его, но половинка отлетела. Она ударилась о руку Эверетта. Раздалось громкое шипение, ледяная рука Эверетта стала превращаться в пар.
Пальцы Эверетта разжались. Он отпустил Ли. Девочка метнулась в сторону, и ребята помчались к лесу.
Эверетт взвыл. Он зажимал здоровой рукой рану, нанесённую зеркалом.
– Вам не уйти!
Дети спрятались за деревом, тесно прижавшись друг к другу.
Голова Эверетта клонилась набок. Казалось, она почти оторвалась от шеи.
– С острова нет пути. Он хочет заполучить вас!
– Но зачем? – прошептала Ли.
Эверетт услышал. Он захихикал. Его скрипучий смех метался эхом туда и сюда, пока внезапно не смолк.
– Вы живые, а всё мёртвое жаждет ваших жизней!
Гленнон не понимал. Зачем они острову Филиппо? Как может остров жаждать их жизней?
– Нам нужна лодка. Нам нужно найти кого-нибудь, кто поможет нам уплыть отсюда, – шепнул Гленнон Ли.
– Как вы не поймёте? – продолжал Эверетт. Среди ослепительного света и ледяного воздуха он появился перед ними. Лицо его было ужасно. – С острова нет пути!
Призраки исчезли. На кладбище воцарилась тишина. Воздух стал неподвижным. Гленнона словно придавило к земле. В тумане перед ним мелькали цвета поздней осени, засохшая бурая трава, жёлтые опадающие листья, серые надгробия… и куда бы Гленнон ни смотрел, нигде не было видно призраков.
– Куда… куда они делись? – Гленнон изумлённо озирался.
– Они же ещё вернутся, – сказала Ли, дрожа в тёплой куртке. – Они ещё вернутся. Выпрыгнут неизвестно откуда и заорут на нас. – Она закрыла уши руками в перчатках. Девочка медленно склонялась к земле, словно превращаясь во что-то, что уже не было Ли. Она опустилась на землю, прижав колени к груди.
Гленнон порылся в кармане и достал беруши, которые захватил когда-то по совету дяди. Опустившись на колени, он отнял руки Ли от ушей.
– Если они закричат, это поможет, – Гленнон дал ей беруши. – Расскажи мне о чудовищах, Ли. Кто тебе больше всех нравится?
– Мне нравятся банши, – прошептала Ли. Она натянула капюшон, а сверху прижала руками, так что её уши были защищены в три слоя. Она зажмурилась и уткнулась лицом в коленки. – Банши всегда женщины.
Гленнон прокрался на кладбище, держа фонарик и зеркало так, чтобы видеть отражение верёвки.
Нужно найти, куда ведут эти верёвки, даже если Эверетт и Кит собирались вернуться. Выбора не было: если не исправить ситуацию, мама никогда не проснётся.
– Банши много плачут, – Ли хрипло дышала. – Я тоже много плачу. У них глаза красные, как у меня.
Гленнон следил за верёвкой, используя оставшуюся половинку зеркала. Он двигался на коленях. Его верёвка вела не к могиле Кита, но к другой, рядом. Там стоял лишь камень без надписи, и Гленнон вспомнил, как на могиле дяди невидимая рука высекала надпись невидимым резцом. Конец верёвки уходил прямо в могилу.
Вторая верёвка шла в другую безымянную могилу. И тут Гленнон обо всём догадался. Остров приготовил для них две могилы. Страх охватил Гленнона: он смотрел на собственную могилу! А рядом была мамина.
– Банши причитают, – сказала Ли за спиной.
Налетел порыв ветра, который подхватил Гленнона. Мальчик хотел закричать, но у него пересохло в горле.
– Я утонул в 1816 году, Гленнон, – по кладбищу разносился голос Эверетта. – Я утонул, и моё тело превратилось в воду и лёд. Я живу на этом острове больше двухсот лет. Двухсот лет! Я буду жить здесь ещё тысячи лет. И ты, Глен, будешь тоже жить здесь с нами.
Гленнон ненавидел это имя. Его звали не Глен!
Слова Эверетта заглушил голос Ли:
– Причитания – это вроде плача. Но это не только плач. Они стенают. Плачут и стонут.
– Умершие на озере Верхнем всегда остаются здесь. – Эверетт крепче сжал Гленнона. Лёд обжигал сквозь одежду, глаза жгли слёзы. – Выбора нет, Глен.
«Глен», – злился папа в памяти Гленнона. Он не мог прекратить поток воспоминаний. «Глен!» – кричал папа. «Глен», – он обращался к кому-то другому, не к Гленнону. «Глен!» – папа словно старался вычеркнуть имя Гленнона, сделать из него кого-то другого, кто нравился ему.
«Ты должен быть умным. Глен. Ты должен быть умным и послушным, Глен. Ты должен быть хорошим сыном, Глен. Глен, почему ты плохой сын? Вот Ли умная. А ты что? Бесполезный. Невежественный».
Страх одолевал Гленнона, он старался думать; его разум словно продирался сквозь густую грязь.
Никчёмный. Глупый.
Гленнон не понимал слов, которые часто говорил папа, – он не думал, что кому-то непросто быть добрым. Он не считал себя бесполезным и невежественным – он старался быть хорошим. Он не хотел, чтобы его называли Глен!
– Банши стенают, – сказала Ли откуда-то из-под своей куртки. – Они стенают, потому что знают, что кто-то должен умереть.
– Остров Филиппо скоро исчезнет, получив всё, что ему нужно. Ему нужен ты. Твоя жизнь нужна ему, – произнёс Эверетт совсем рядом. Гленнон чувствовал его тяжёлое дыхание, от которого по шее пробегал холод, – Понятно, Глен?
– Меня зовут не так, – возразил Гленнон.
– Ты понимаешь, что, когда остров Филиппо исчезнет, он заберёт тебя с собой? – спросил Эверетт.
Гленнона охватило отчаяние. Он стал вырываться из ледяных рук Эверетта, отбиваться от ветра, тащившего его, от воспоминаний, роившихся в мозгу.
– Это значит… это значит, что банши предсказывают смерть, – продолжала Ли.
– Чтобы существовать, острову нужна чья-то жизнь, – сказал Эвереттт.
– Банши предвидят смерть, – продолжала Ли.
– Острову нужна твоя жизнь, – голос Эверетта царапал уши.
– Банши объявляют о смерти, – продолжала Ли.
– Острову Филиппо нужно, чтобы ты умер, Глен!
«Глен, Глен, Глен!» В памяти Гленнона бесновался папа.
Эверетт тащил Гленнона к могиле, которую остров приготовил для него. Яма зияла, голодная, готовая поглотить Гленнона. Поле зрения сузилось: перед ним были только края могилы. Он вырывался и кричал:
– Меня зовут не Глен!
Ли тоже закричала. Её голос заглушил вопли папы в голове Гленнона:
– Банши – предвестники беды!
Гленон, собрав последние силы, крепче ухватил зеркальце и прижал его к груди там, где его охватывала верёвка. Воздух наполнился дымом. Верёвка сгорела.
