Светик не удержалась и хмыкнула.
– Вы только за дверью разувайтесь, – предупредил дядя Лёка, легко распахнул дверь и оставил ее открытой – сама она не закрывалась.
– Ай! – послышалось из дома.
Что-то грохнуло.
– Что же ты? – отозвался дядя Лёка.
Костик навернулся с лавки. Сел на край, другой край лавки задрался, сбрасывая седока, а заодно и пару чугунов, что на ней стояли.
Костик хлюпал ушибленным носом, пинал ногой прибивший его чугунок.
– Ну не плачь, не плачь, – утешала его Анка, гладя по голове. – Сейчас будем чай пить. Дядя Лёка нас конфетами угостит.
– Шоколадными? – важно уточнил Костик.
– Конечно!
Но шоколадных конфет не оказалось. Вообще никаких конфет не было. Было печенье. И банка сгущенки.
– А это тебя, мил человек, домовой мой не приветил, – сказал дядя Лёка после того, как чайник вскипел и все пять чашек были наполнены густым ароматным чаем. Костик тянул из сахарницы ложку. Почти вытянул. Но тут крышка подпрыгнула, выбивая ложку из пальцев. Сахар разлетелся по столу. Костик недовольно поджал губы. Светик опять фыркнула.
– Не буду я ваш чай пить! – буркнул мелкий, складывая руки на груди.
– А на него обижаться не следует, – махнул рукой дядя Лёка. – Что толку? Это его игры. У меня так тоже одна женщина в гости приезжала. И домовой этот то кепку в нее бросит, то поленницу перед ее ногами разворошит, то холодную воду вдруг сделает горячей. Она и приезжать не стала.
– Ой, а чай какой вкусный! – без устали восторгалась всем Анка.
Сидели они на просторной кухне. Здесь стояла печка, одним боком уходящая в соседнюю комнату. Там у печки была лежанка. На кухне же помещалась широкая плита. Вдоль противоположной стены тянулся буфет с пристроенным длинным низким шкафчиком. В углу рукомойник. Места было столько, хоть на велосипеде езди. Зато соседняя комната была вся заставлена широкими кроватями с высокими железными спинками. В углу устроилось заваленное вещами трюмо, рядом стол, в другом углу шкаф. Окно смотрело на бодрый огород картошки. Ровные ряды ботвы и аккуратно окученные грядки.
Светик потянула печенье из пакета. Глеб не стал долго отказываться и зачерпнул полную ложку сгущенки.
Костян сопел. Демонстративно и возмущенно. Как обычно.
– Ничего, – миролюбиво произнес дядя Лёка. – Мой домовой хороший. Веселый.
– Чего у вас здесь так духов много? – спросила Светик. Она была очень занята своим делом – макала печенье в горячий чай, подлавливая момент, когда печенье водой пропитается, но еще не размокнет настолько, чтобы упасть. Получалось через раз. Глеб придвинул к себе банку сгущенки и ел оттуда ложкой.
– Да разве это много? – отмахнулся дядя Лёка. – Все как везде. Людей мало, вот они никого и не боятся.
– Я их тоже не боюсь, – сообщил Костик, все же снисходя до чаепития. Без сахара, но зато с пятью печеньями сразу.
– А чего их бояться? Я тут как-то даже со змеями дружил, – сообщил дядя Лёка. – Прихожу домой, гляжу, змея ползет. Я ей говорю: «Куда торопишься?» Она за порог. Ладно, думаю. В другой раз нашел ее уже на столе, говорю: «Я тебя не трогаю, и ты меня не трогай». Так мы с ней месяца два прожили. Она приползала, уползала. А потом утром просыпаюсь, гляжу – она уже в кровати. Ну, тут уж ничего не оставалось. Я такую жену себе не заказывал. Вынес во двор и лопатой прибил. А потом змеи и вовсе пропали. В этом году, говорят, их всех кабаны сожрали.
– А жена у вас есть? – спросил Глеб.
– Есть. – Дядя Лёка погрустнел. – Уехала. У меня тут электричества нет, телевизор не посмотришь. А ей сериалы хотелось по вечерам. Вот и уехала к детям на Большую землю.
Всю дорогу к лагерю Светик пыталась представить, как же дядя Лёка тут живет зимой. Летом еще ладно, светло, люди на остров приезжают, охотники, финны заглядывают. А зимой? Когда долгие ночи, когда все засыпает снегом, когда волнуется Ладога и невозможно переправиться через пролив? Остается только сидеть в доме, топить печку и слушать вой ветра. А уж что этот ветер напоет? Что дядя Лёка в его песне услышит?
Небо было пасмурное, купаться не хотелось.
– Спать хочу! – сообщил Костик.
– Иди, – удивилась такому неожиданному желанию Анка.
Светик тоже зевнула:
– Я думаю, что нам надо всем сейчас отдохнуть, а ночью продержаться без сна.
– О! С удовольствием! – откликнулась Анка.
– Я ночью буду спать, – категорично заявил Костик из палатки.
– Если это и правда какие-то духи, то они, конечно, ночью объявятся, – задумчиво изрек Глеб, расхаживая вокруг костровища. Под ноги ему попадались кружки и вилки. Зазвенела одинокая миска. – Потому что спящим легче овладеть. Во время сна дух человека выходит из тела, и злыдни тогда могут в это тело забраться. Забыл, как называли человека, в которого вселялся злой дух.
– Оборотень? – отозвалась Анка.
– Как-то по-другому. – Глеб почесал нос.
– Упырь! – перебирала Анка.
– Не, упырь – это мертвый, а тут живой. Ну, как бы живой человек, но без души. А та, что есть, заставляет его делать гадости.
– Одержимый. Или бесноватый, – сыпала Анка.
– Одержимый… да… Обязательно чем-то одержимый… Идеей. Или местом.
– Это ты к чему? – зевнула Светик. Тянуло в сон. Неумолимо.
– Это я к ночи. Ночью лучше не спать.
Но они уснули. Сначала они спали днем. Все. Глеб уснул, прислонившись спиной к сосне около костровища. Анка долго бродила кругами, а потом вдруг нарвала травы, целую охапку, бросила ее на берегу, легла, закопавшись головой. Растолкать ее на закате было очень тяжело.
– Аня, – тянул Костик. – Ань! Вставай! Я есть хочу! Ань.
– Встаю, – сообщала Анка и закапывалась в траву глубже.
Глеб кипятил воду. Ужин был неизменен – заварные макароны.
Вечер выдался долгим. Вспоминали, кто что любит из еды. Костик затянул песню о том, что сейчас с удовольствием съел бы жареной картошки. А еще бы лепешку с сыром. Только все это надо обязательно прогреть на сковородке. Анка вспомнила, что неплохо делает печенье. Нужны масло, мука, яйца… Глеб вдруг сообщил, что однажды с друзьями делал шашлык. Сами замариновали мясо, сами сделали угли. Пожарили. Было вкусно.
Светик почувствовала, что от всех этих разговоров ей страшно хочется есть. Представлять шашлык и жареную картошку она себе запретила.
На тарелке с каемочкой… Такую хрустящую, горячую… Еще дымок поднимается. И шашлык. Крупные куски на шампуре. И все это щедро залито кетчупом…
Нет, ни о чем этом думать нельзя.
Она силой выкинула картинки из головы. Вместо них там почему-то оказались блины. Румяные. Высокой стопкой. Такие она напекла к Масленице. В школе проводили праздник, и она полночи простояла у плиты. Сколько их там было, не считала. Штук сто. Смели за пять минут. Но зато как вкусно было. Тонкие, ажурные, хрустящие. Со сметанкой. И вареньем. И сгущенкой. Такой же, как у дядя Лёки.
