– Но Кровавый тюльпан не способен вызвать приязнь. Он лишь заглушает страх и переживания. Позволяет мыслить здраво, а иногда и бесстрашно. Лишает слабостей. Поэтому мой отец никогда не снимает его со своей одежды. Поэтому он является символом нашей династии.
Я прищурилась.
– И больше ничего? – спросила подозрительно, старательно прислушиваясь к себе.
Признаться, если задуматься, то и впрямь больше ничего особенного я за собой не наблюдала. Если убрать полное отсутствие даже самого минимального беспокойства, я казалась себе совершенно прежней.
– Ничего, – кивнул вампир. – Сперва от воздействия цветка мысли могут слегка перемешиваться, но, как только аромат прочно оседает в крови, разум становится кристально чистым.
– Зачем же ты это сделал?
– Разве не понятно? – приподнял бровь он, но на этот раз как-то доверительно, что ли… И невесело улыбнулся. – Ты же меня боялась. А мне это ни к чему.
– Вот как? – выдохнула я с легким возмущением. – Так тебе же нравилось, что я тебя боюсь, разве нет? Не надо пытаться меня обмануть… снова! Надо же, какой добрый вампир, какой ласковый и обходительный! Папе представил, двор княжеский показал, и покормил вкусно, и защиту предложил! Не вампир прямо-таки, а конфета!
Сказала и, вырвав из рук княжича цветок, выбросила его с балкона вниз.
Не знаю, то ли мне вино наконец ударило в голову, то ли от высоты в голове помутилось, но понесло меня откровенно и сильно. Похоже, увиливания Ренвиэля окончательно исчерпали мое терпение, и в один прекрасный момент нервы таки затрещали по швам.
Тем более что и цветок вдруг перестал помогать…
Ренвиэль проследил за растением, и в его глазах на миг мелькнула тень тоски. Но исчезла она довольно быстро.
И в этот самый миг произошло нечто, что уловить моим разгоряченным разумом удалось не сразу. А именно: вампир вдруг так быстро сменил положение, обогнув меня и прижав своим телом к перилам балкона, что я едва не закричала.
Сердце ударило в горло, потому что, едва повернув голову и взглянув вниз, я поняла, что почти зависла над бездной, придавленная и удерживаемая только близостью вампирского княжича.
– Да, мне нравилось, что ты боишься, – хрипло и низко проговорил он, сильнее вдавливая меня в перила, заставляя еще дальше отклоняться назад. – Тебе же тоже нравится испытывать страх, разве нет? Ты же для этого выбросила тюльпан… Нравится осознавать, что еще секунда – и ты умрешь? Давай, почувствуй… Ты же так хотела чувствовать то, чего я тебя лишил…
Его слова одновременно больно резали и будто давали понять что-то важное. Но из-за ослепляющего ужаса я не могла сообразить, что именно. Мысль, что я в любой момент могу полететь вниз, в бескрайнюю даль основания башни, буквально вколачивалась мне в сердце раскаленными гвоздями, заставляя сжиматься от ужаса.
С цветком действительно было легче соображать. Но цветка больше не было.
– Ну… что же ты молчишь?.. – чуть тише выдохнул княжич, склонившись к моей шее, а я не могла даже шевельнуться. Боялась вздохнуть.
Контраст момента ужаса с моментом бесстрашия, который ускользнул минуту назад, был слишком разителен.
Я не могла вымолвить ни слова. А потом с отвращением к себе почувствовала, как в уголках глаз появились слезы бессилия и страха.
В ту же секунду Ренвиэль меня отпустил, одним резким движением отпихнув от края балкона. Усадил обратно за стол и налил вина, вложив в руки бокал.
Когда дрожащими пальцами я поднесла его к губам и глотнула, услышала его спокойный голос:
– Я не чудовище, Селина. Я всего лишь высший вампир.
– Это не одно и то же? – сквозь зубы спросила я, сделав еще один глоток, и заметила, как сжались челюсти княжича. Он моргнул, задержав глаза закрытыми на миг дольше.
Я его обидела. Но в этот момент мне было настолько наплевать, что сложно даже передать.
– Чего бы ты ни думала обо мне, я не получаю удовольствия, видя, как женщина страдает. Страдание – это уродство. В нем нет ничего привлекательного, – спокойно проговорил он, и на этот раз, похоже, не лгал. На его лице не было ни намека на улыбку.
– А в страхе, значит, есть? – приподняла бровь я, когда заметила, что руки уже чуть меньше дрожат.
Стало ясно, что он блефовал. Снова просто пугал меня…
Уголок губ Ренвиэля дернулся, а в глазах появился знакомый блеск.
– Если страх смешан с удовольствием, то, бесспорно, да.
Я встряхнула головой, стараясь не думать о том, на что он намекает.
– Ты ничего не знаешь об удовольствии, – бросила я скорее от обиды, чем действительно для того, чтобы продолжить этот диалог. В голове внезапно всплыло лицо Айдена. Смуглое, очерченное черным водопадом волос… Его живые огненно-красные глаза, в которых тонули обсидиановые икры… Его голос, от которого все внутри покрывалось раскаленными мурашками…
Когда я вновь посмотрела на княжича, оказалось, что он улыбается. В очередной раз, когда мои слова должны были его оскорбить, они лишь развеселили.
– Не думаю, что ты можешь судить, не попробовав, – ухмыльнулся он низко и дерзко.
– И не подумаю попробовать! – фыркнула я в ответ и отвернулась.
– Давай договоримся, упрямая, но умная девочка, – не собирался сдаваться княжич, еще шире улыбаясь. – Ты ведь умная, не так ли? И сама сможешь принять решение, безо всяких дарков и их принцев, правда?
Я насторожилась: что-то уж больно подозрительно звучали его слова.
Ренвиэль, увидев, что я слушаю его внимательно, тут же продолжил, не дожидаясь моего ответа:
– Я обещаю тебе защиту. Обещаю вырвать из когтей любого дарка. Убить любого, кто обидит тебя. Ты будешь сама вершить свою судьбу, Селина. Я даже не буду напрашиваться стать твоим господином вместо Айдениона Огненнокрылого. Ты будешь сама себе хозяйкой.
– Какие… странные общения. С чего ты взял, что они мне нужны?
Ренвиэль ни капли не смутился.
– Если моя помощь тебе не понадобится, то и пользоваться ею тебя никто не принуждает. Со всех сторон выгода, не так ли? – Голубые глаза снова блеснули.
– И что же я должна буду дать тебе взамен защиты, если ты даже не планируешь делать меня своей служанкой, или как тут у вас это называется?.. – проговорила я неуверенно, вспоминая, что в Королевстве Огня каждый, кто не может защитить себя сам, должен иметь над собой власть более сильного.
Ренвиэль выдержал паузу, медленно приложив бокал к алым губам и не сводя с меня горящих глаз. Словно в замедленной съемке я увидела, как он делает глоток, почти ощущая, как вино согревает изнутри его горло. И в этот самый миг его глаза на секунду зажглись алым.
– Всего лишь одно желание, – ответил он наконец.
