– Мне кажется… словно его тело не справляется с лечением, а ведь у драконов должна быть прекрасная регенерация, – проговорила я, отодвигая ткань на его рубашке, чтобы посмотреть на маленькую дырочку от удара. Отверстие, которое и не думало затягиваться, а ведь раны Ильнарион в свое время были чудовищно огромны, и все равно она исцелилась в рекордное время!
– Ах, мой мальчик такой слабый, он даже ни разу не оборачивался, – заплакала вновь его мать. – В нем слишком много человеческой крови! Его отец… человек, – выдохнула она, заламывая руки. – Прошу вас, прикажите принести его лекарство, возможно, это поможет сделать его драконью кровь сильнее!
Я нахмурилась, пытаясь соображать быстрее, но мысли, как нарочно, двигались в голове медленно, будто мухи, налипшие на мед.
В этот миг серьги Яросветной девы, что сегодня вновь были у меня в ушах, неожиданно нагрелись. А меня будто молнией прострелило:
– Это тот самый яд, сбор трав, заглушающих человеческую природу ради роста магических способностей? – выдохнула я, глядя через плечо на Серфинарион.
На этот раз, нахмурившись, на меня смотрели сразу несколько драконов. Но я не обратила на это никакого внимания. Что-то горячее внутри меня жгло и разрасталось возмущением.
– Несите сюда цветы иншуларден, и быстро! – крикнула я, глядя на охранников.
Те синхронно склонили головы и исчезли в вихрях огня, словно я приказывала им всю их жизнь.
– Селина… – неторопливо проговорил Айден. – Настои трав, которые дают Альтариону, были выбраны нашими медиками.
Я не знала, что ему ответить. Но мне хватило лишь одного взгляда, чтобы император снова выпрямился и, положив руку мне на плечо, кивнул и проговорил:
– Делай то, что считаешь нужным.
Надо заметить, что это бы меня даже удивило, если бы момент был подходящий для удивления.
Ведь я была простым человеком из другого мира. Плохо знакомым с местными правилами, мало разбирающимся в драконьей физиологии и совершенно не разбирающимся в лечении.
Но Айден мне верил. Почему-то верил.
И это заставляло меня ощутить вновь те самые огненные крылья за спиной, которые исчезли сразу после боя и с тех пор не появлялись.
Когда двое охранников вновь явились из вихрей эксплозии с двумя охапками цветов, я тут же выхватила несколько лепестков и сунула мальчику в рот, обложив его остальными цветами со всех сторон.
Пока я это делала, его мать у меня за спиной подвывала все громче и тоньше. Но не говорила ни слова. Не перечила, хотя я и чувствовала, что она не верит в то, что я делаю.
– Эти цветы пробуждают человеческую природу, – проговорила я, пытаясь пояснить свои действия, успокоить ее и одновременно надеясь, что мои догадки подтвердятся. – Человеческий организм ведь никак не подвержен отравлению черным золотом. Это яд лишь для драконов… Понимаете? Вы понимаете, о чем я говорю?
Я обернулась к Айдену и Серфинарион. Двое стражников стояли рядом, склонив головы, а Айден вдруг мрачно кивнул.
– Я понимаю. Это отличный ход, Селина. С благословением Яросветной будем надеяться, что это сработает.
Мать Альтариона перестала плакать, словно тоже что-то поняла.
А я вновь посмотрела на рану ребенка, затем взяла один лепесток цветка, сдавила его и капнула сок прямо в тонкое отверстие.
Тут же на глазах под воздействием желтого света оно начало затягиваться!
А еще через несколько минут мальчик открыл глаза!!!
– Мама… – прошептал он. – Мамочка…
И заплакал. Вместе с матерью, которая прижалась лбом к решетке, но теперь от нее не доносилось ни звука, только слезы капали на пол крупными горошинами, пока она без толку протягивала дрожащую руку к ребенку, который был от нее слишком далеко.
Я поднялась на ноги, едва стало ясно, что желтый свет перестал впитываться в тело Альтариона. Коротко кивнула, сдерживая головокружение.
Стоять было тяжело, в глазах на миг потемнело.
Но я чувствовала себя спокойно и уверенно, как никогда прежде. Только усталость была чудовищной.
Я стиснула зубы, стараясь выглядеть подобающе императрице, жене Айдена. Позорить мужа не хотелось. Разве что у меня в голове будто что-то щелкнуло, и я почему-то не считала нужным дальше интересоваться чьим-то мнением по поводу своих планов. А потому спокойно бросила охранникам:
– Освободите Серфинарион. Поместите ее и Альтариона в одни покои в императорском крыле, чтобы я могла наблюдать за лечением. И наполните комнату цветами иншуларден и тиарэ.
Айден стоял за моим плечом и не говорил ни слова. Я почти ждала, что он начнет спорить, говорить, что я не доросла еще отдавать приказы или что-то в этом роде.
Но вокруг было оглушающе тихо. В казематах Чертога раздавался лишь мой собственный голос.
– Слушаемся, ваше императорское величество, – отчеканили охранники.
– Будут еще приказы? – добавил один из них.
Я оглянулась назад, ища Ильнарион. Она все так же сидела в углу и больше не смотрела на меня.
– Бои заключенных отменить, – устало проговорила я, не сводя глаз с даркессы-убийцы. И после небольшой паузы добавила, чувствуя, что ни один волосок не шевелится от страшных слов: – Ильнарион Ночную Искру казнить прилюдно завтра на рассвете.
Я не знала, как принято наказывать дарков. Возможно, казни драконов и вовсе запрещены, ведь их ничтожно мало… Где-то в глубине души я даже предполагала, что мой приказ не будет исполнен, как абсурдный. А чуть позже Айден скажет мне нечто вроде того, что “милой женушке не стоит пачкать руки такими ужасными наказаниями”. Что он все решит сам…
Но Айден молчал. А тишина в казематах стала оглушающей. Казалось, все прочие преступники, что содержались здесь, тоже прислушивались к происходящему. И никто не смел произнести ни звука. Даже вздохнуть.
Молчала и Ильнарион. Видимо, не верила в прозвучавший приговор. Как и остальные.
Охранники же низко склонили головы.
Что-то в груди сжалось, нервы, кажется, натянулись до предела.
После этого в несколько шагов я преодолела расстояние до камеры Лейса и остановилась напротив.
В висках запульсировало.
Мужчина отошел от решетки подальше и сейчас смотрел на меня затравленно из противоположного угла камеры.
– Сколько человек ты посадил в мушиную камеру за свою жизнь? – спросила я бесцветным, почти безразличным голосом.
Серьги в ушах все еще были теплыми. А я все еще чувствовала смертельную усталость. Губы похолодели и начали подрагивать. Но я была настроена закончить работу. Расставить все точки и отдать все долги.
Тощий мужчина с сальными волосами дернулся и опустил глаза. А я каким-то образом увидела, что он боялся солгать.