– Десятником, княже. Он был десятником. И пояснил, что войско хана строго поделено на десятки, сотни и тысячи. А десять тысяч есть тумен, и ведут тумены чингизиды, потомки великого Чингисхана. Тот же Батый, например, его внук. Также отдельные тумены возглавляют избранные князья-нойоны, такие как Субэдэй, воевавший с русичами еще на Калке. Также тот десятник сказал, что их войско ожидает скорого прихода нескольких туменов из степи и что Батый собирается атаковать зимой, когда реки скует лед и ими можно будет идти, разоряя одно поселение русичей за другим… А у нас ведь и вправду все городки, веси да погосты вдоль рек стоят. Вот что сказал тот полоняник.
Князь посмотрел на меня сощурившись, какое-то время помолчал… А после вновь обратился к дочери:
– А отчего же сам Михаил не приехал ко мне? Почему старший брат послал тебя?
Ростислава, молодец, ответила без всяких колебаний:
– Он укрепляет Пронск, готовя его к обороне.
Всеволод Михайлович удивленно исказил брови:
– Надо же? И что именно он делает?
Княжна подробно, хоть и несколько сбивчиво, пересказала все предложенные мной мероприятия по укреплению Пронского детинца (надо же, ведь запомнила!). После этого ее отец обратил на нас тяжелый, уже без всякой улыбки взгляд (как оказалось, с ней все же было лучше!) и, какое-то время помолчав, уточнил:
– Про пороки, выходит, вам тоже полоняник поведал?
Я уверенно кивнул:
– Да, княже. И от булгар-беженцев мы также о них не раз слышали…
Всеволод неожиданно отвернулся от нас и истово перекрестился на висящий на шатровой опоре образ Божий, пробормотав короткую молитву… После чего уже с совершенно иными, даже радушными интонациями в голосе жестом пригласил сесть за стол:
– С дороги-то, небось, устали? Поди, есть хотите?! А я, дурак старый, голодом морю… Ну-ка, Прошка!
На зов в шатер тут же вошел стоящий, видимо, у самого входа слуга.
– Принеси мяса вяленого, да меда сладкого, да распорядись о горячем!
Благодарно склонив головы, мы с Кречетом осторожно сели на лавку, в то время как княжна с легкой улыбкой обошла стол, приблизившись к отцу, и нежно так обняв его, поцеловала в щеку. Последний же, приняв нас поначалу довольно строго, неожиданно быстро оттаял, крепко обняв Ростиславу и поцеловав ее в щеку в ответ. Тут же стало понятно, что дела княжеские Всеволод ведет со всей строгостью, но дочь действительно очень любит и наверняка балует.
Когда Прошка принес сладкий хмельной мед и вяленого мяса на закуску и мы с дядькой неспешно пригубили напиток, Всеволод продолжил расспрос, но уже без издевок и недоверия, а вполне себе деловым тоном:
– Значит, мыслите, что Батый пойдет по льду Прони?
Кречет степенно ответил:
– Да, княже, самый короткий путь до Рязани будет поганым по реке.
– И вы думаете на их пути рогатки ставить, водой залитые и ледовой коркой покрывшиеся, а тех, кто попытается преграду порубить, стрелами выбивать?
Я вставил свои пять копеек:
– С берега, да чтобы вои были на лыжах – так можно и от конных в лес уйти. А чем выше станут сугробы, тем лыжникам будет проще татарву бить и уходить от врага.
Князь, сделав щедрый глоток из инкрустированного золотом рога, выполняющего роль кубка, согласно кивнул. После чего уточнил:
– Значит, вы уже и людей упредили, чтобы от поганых могли в лесу спрятаться, чтобы никто их не полонил, верно?
Мы с дядей согласно кивнули, а Всеволод Михайлович, коротко усмехнувшись, уточнил:
– И чья была задумка людей спрятать да бой у Ижеславца принять?
Переглянувшись с Кречетом, я ободряюще ему кивнул, и старшой Елецкой сторожи выложил чистую правду:
– Принять бой у крепости предложил я. Там удобное место для обороны, а посадив в детинце сильную дружину, оставшуюся рать можно в окрестных лесах укрыть. Дождаться, где и когда поганые начнут рубить пороки, да истребить и мастеров их, и сами камнеметы. А после уж можно и к Пронску отойти, стопоря татарву засадами на льду речном… Но изначально про отступление по руслу Прони, да чтобы Батыю путь преграждать рогатками, поставив дружинных на лыжи, да народ в лесах спрятать, придумал племянник мой, Егор.
Князь Пронский важно кивнул, после чего посмотрел в мою сторону. И тут в разговор неожиданно вмешалась княжна, пусть всего на мгновение, но обратив на меня неожиданно горящий, светящийся гордостью взгляд:
– И как укрепить град наш, предложил именно Егор!
В глазах Всеволодовича Михайловича загорелся нешуточный интерес:
– Н-да? Необычно, когда молодой дружинник учит воевод, как град оборонять от пороков, да измышляет, коим образом врага на льду реки замедлить… Откуда же ты такой грамотный и разумный взялся?
Нисколько не покривив душой, я коротко ответил:
– Читал, как в старину греки да ромеи свои крепости защищали. А про рогатины на льду сам измыслил.
В этот раз во взгляде княжьем (равно как и его дочери) промелькнуло искреннее удивление. Но сам факт того, что я назвался умеющим читать, не является каким-то уж невероятным, фантастическим допущением: на Руси люди владеют грамотой. Пусть не поголовно, но священники могут научить наиболее способную окрестную детвору читать, писать и немного считать. Понятно, что у крестьянских детей времени познавать науки крайне мало – в их среде с самого раннего детства ребенок включается в работы по хозяйству. Хотя везде есть свои исключения… Да и зимой времени свободного побольше будет. Но дети дружинных – иное дело. У них также имеются свои обязанности по хозяйству, но их не так много, а само по себе владение тем же счетом для воев просто необходимо! Хоть тот же разъезд степной сосчитать, хоть определить, сколько стрел в колчане осталось… Да и умение написать послание на той же бересте или, наоборот, прочитать для ратников весьма полезно.
Другое дело, что, выучившись письму, счету да чтению, мало кто из тех же воев интересуется чтением и может похвастаться, что прочитал за жизнь хотя бы одну книгу! Да и книг тут в привычном понимании нет, в основном тексты духовного содержания вроде Библии или житий святых. Все художественные, образные произведения народного творчества вроде былин или сказок запоминают на память, их рассказывают или сказители, или же просто родители своим деткам (хотя ведь имеются исключения вроде «Слова о полку Игореве»)… Но возможно встретить и различные исторические труды-хроники, в основном переводы с греческого, и вот знакомством с подобной рукописью (в буквальном смысле!), что чисто теоретически могла оказаться в храмовой библиотеке, я и объяснил свою разумность. И тем самым изумил благородных собеседников…
Всеволод Михайлович удивленно покачал головой:
– Это же надо, какой муж молодой, да уже ученый!
И вновь в разговор вступила княжна, коротко стрельнув в меня глазками с этаким ехидным прищуром и одновременно с тем звонко воскликнув: