Мои метания прервал степняк, выбранный мной в качестве цели. Осознав опасность при виде погибших сородичей, он тут же резво развернулся в седле и вскинул собственный лук, целя уже в меня! И тогда, понукаемый страхом и переполненный отчаянной решимостью, я последним напряжением сил сделал еще одну поправку по наконечнику, вправо-вверх, а после, вскрикнув, отпустил, наконец, стрелу! Правую щеку при этом легонько обдало воздухом, а в следующее мгновение левую жестко пробороздил наконечник срезня половца! Громко закричав от резкой и неожиданной боли, я на мгновение зажмурился, но вместо того, чтобы потянуться правой рукой к ране, схватился за следующий срезень в колчане. А раскрыв глаза, увидел, как валится из седла мой половец с распоротым стрелой горлом, заливая халат кровью из широкой резаной раны…
Я убил человека! Я убил… Это, блин, точно не реконструкция!!!
И ведь кажется, что будь мой наконечник чуть уже, враг бы отделался легким испугом! И кто знает, как бы дальше дело пошло, половец ведь сам чуть не убил меня, выстрелив практически без прицеливания, навскидку!
Однако поразив одного из кочевников и остро зарефлексировав после, я едва не упустил второго, развернувшего коня и поскакавшего прямо на меня! По ходу именно потому, что остальные дружинники вновь спрятались за деревьями, в то время как я остался стоять возле дуба живым памятником собственной тупости…
В этот раз я отправил стрелу в полет не задумываясь, даже с легким оттенком злорадства, вот только мой противник успел уже изготовиться и умело закрылся от срезня щитом. А в следующую секунду он ловко перехватил висящее за правым плечом копье, нацелив его острие мне в грудь!
Я испытал легкое чувство дежавю при виде летящего ко мне во весь опор всадника, вот только во сне мне противостоял пешец с копьем, а не конный! Но замерев истуканом на месте, я все же потянулся правой рукой к сабле, уже сжав пальцами ее потертую рукоять, впрочем, совершенно не понимая, как сумею отклонить клинком удар половца, набравшего инерцию на скаку…
Однако враг до меня так и не доскакал: свистнула над левым плечом стрела, выпущенная из-за спины, и вонзилась скакуну в шею, заставив того жалобно, громко заржать и встать на дыбы! Сзади раздался довольный возглас Микулы, а раненая лошадь меж тем начала бить по воздуху передними копытами, словно пытаясь ими достать древко вонзившегося в тело срезня… Спустя секунду животное рухнуло набок; всадник, впрочем, успел выскочить из седла. Выронив при падении копье, он сохранил щит и успел уже выхватить из ножен саблю, не сводя с меня полного ненависти взгляда!
Я даже не понял, что подтолкнуло меня навстречу половцу, что заставило побежать вперед, обнажив собственный клинок и одновременно потянув левой рукой чекан из-за пояса! То ли передавшаяся от Егора ненависть к степнякам, то ли уже моя собственная ярость, рожденная страхом неминуемой смерти, что сковал тело всего несколько мгновений назад, да болью в рассеченной щеке! Так или иначе, но к противнику я подскочил, приглушенно рыча; тот решил играть от обороны и прикрылся щитом, готовя собственную атаку… Однако в реконструкции я в течение последнего года занимался не спустя рукава, до нее был какой-никакой опыт в единоборствах, а главное, мне, похоже, передалась вся мышечная память Егора!
Сблизившись с половцем, я широко ударил топором слева направо, подцепив чеканом край щита и буквально раскрыв противника. А вот дальше рубанул уже саблей, развернув кисть к себе и от души полоснув по незащищенному бедру врага снизу вверх! Тот припал на раненую ногу, и рука с щитом рефлекторно пошла вниз, чтобы прикрыть бедро, а я меж тем, развернув кисть, обрушил лихой секущий удар сверху вниз по диагонали, целя в шею!
В следующий миг мой клинок ощутимо дернуло – он встретился со сталью вскинутой вверх половецкой сабли, но удар вышел слишком тяжелым, чтобы его удержал не очень жесткий блок, и мое оружие скользнуло вниз, провалив защиту половца и самым острием пробороздив плоть над его кадыком…
Расправившись со вторым врагом, я оторопело замер, только теперь осознав, что представляю собой отличную мишень для умелых в обращении с луками всадников и что меня легко мог зарубить (или заколоть!) подскочивший сбоку степняк! Но мне повезло: меткий, словно снайпер, Захар ссадил второго ворога, попав тому точно в лицо стрелой, прошедшей над самой кромкой щита, а Лад добил свою жертву вторым удачным выстрелом… Кречет же расчетливо ссадил еще одного половца: его срезень по касательной пробороздил голень всадника и одновременно с тем впился в лошадиный бок! Отчаянно заржав, кобыла сбросила наездника.
Оставшиеся трое куманов поскакали прочь. Но тут же одного из них – воина, не успевшего перекинуть щит через плечо на спину, подвесив его за длинный ремешок, – поразила в открытую спину стрела, пущенная кем-то из братьев-половчан. При этом, кажется, с нашей стороны потерь нет. Победа?!
Я было уж успел обрадоваться, как тут же подскочивший ко мне Кречет от души влепил звонкую затрещину, зло прокричав:
– Ты что, Егор, жить раздумал?! Ты куда под стрелы и копья полез, дурень, ты чего сам не стрелял?! Чего на половца спешенного сам кинулся? Дал бы ему до дуба дойти, а уж там мы бы его вместе прикончили! Тебя ж чудом, дурня, остальные степняки не срубили!!! И что б я тогда мамке твоей сказал бы? Как сестре родной в глаза бы посмотрел?!
Оплеуха, от которой с головы слетели и шелом, и кожаная шапка-подшлемник, вкупе с яростной отповедью старшого дозора, словно активировали память «носителя»-Егора. Весь его жизненный путь от первых детских воспоминаний до настоящего дня и часа встал перед моими глазами! Целый калейдоскоп воспоминаний, эмоций, чувств и переживаний обрушился на меня настоящим шквалом, и от них тут же заболела голова, очень сильно заболела… Но все же, поднапрягшись, я сумел кое-как успокоить хаос мечущихся в голове мыслеобразов и вычленил главное.
Я – Егор, сын погибшего пять лет назад старшего дружинника князя Елецкого Никиты, павшего от рук разбойников-половцев. Теперь вот и сам состою в дружине, пока еще младшей. А Кречет не только мой командир, но еще и дядя по маме! Перед глазами тут же предстали образы-воспоминания с лицами отца Егора и его матери, но я прогнал их усилием воли – не время! Следом внутреннему взору явился также крепкий острог на Каменной горе, сегодня и являющийся Ельцом. Вот же как повезло, попал в буквальном смысле слова на родину! Заодно привиделась небольшая крепость князей Воргольских, что было крайне интересно само по себе, однако и эти образы я развеял, стараясь докопаться до самой сути.
Докопался… Год 6745 от сотворения мира, конец сентямбря, то есть сентября, если перевести на нормальный русский язык. А год, коли счет вести от Рождества Христова, получается 1237-й. До удара хана Батыя остается чуть более двух месяцев…
При этом наш разъезд отправился в степь именно с целью собрать как можно больше сведений о концентрирующей силы орде монголов (и покоренных ими народов!) в степи у верховьев реки Воронеж. Одновременно с тем в крепости Воронож (именно как я прочел мыслеобразы Егора, совместив их с собственными знаниями, здесь речь идет не о будущем областном центре, а о крепости в пределах современной мне Липецкой области) собирает силы рязанский князь Юрий Ингваревич. Он на днях пришел в Воронож с многочисленной и крепкой рязанской дружиной в две с половиной тысячи мечей, еще полторы тысячи профессиональных всадников-дружинников ведут князья Муромские.
