И вот что мне теперь делать, где искать северянина?! Куда блин мог подеваться гигант-русич, стоящий в схватке десятка бойцов противника?! Микула, зараза — ну как некстати-то…
От сильного волнения, однако, в голове вроде бы даже прояснилось, а тело стало слушаться на порядок лучше. И малость обрадованный этим фактом, я двинул в сторону порта, очень надеясь найти хоть кого-то из русских купцов и попросить разумеющего языки толмача помочь мне в поисках… За отдельную плату, разумеется! Уже не особого ходового на Руси серебра у нас с Микулой было достаточно — у каждого имелся свой кошель.
Последняя мысль, однако, переключила мои думы на сплошной негатив. Порт — он и в 1238 году порт. А значит, есть и дешевые кабаки, и девушки с низкой социальной ответственностью, и трущиеся вокруг тех и других портовые бандиты. И если честный порубежник не там засветил тугой кошель с серебряными денариями скандинавской чеканки, то мог стать мишенью таких вот «асоциальных личностей». Причем неготовый к встрече с татями в городской черте (а не на узкой лесной дорожкой или в чистом поле), Микула мог и пропустить первый удар сзади — чем-нибудь увесистым по голове! Или, не дай Бог, ножом в спину… И ведь при таком раскладе уже никакие боевые навыки или лучшее оружие не спасет — достаточно пропустить всего ОДНУ атаку, чтобы потерять всякий шанс на спасение…
— Ну твари, ну… Если вы ему что-то сделали!!!
В порыве гнева, навеянного собственными домыслами, я схватился за рукоять меча, чем здорово напугал шарахнувшихся в сторону прохожих — и тут уж пришлось мне выдохнуть, успокоиться. Наверняка ведь в городе есть орденские патрули, поддерживающие порядок в посадах, или хотя бы собственно городская стража. Вот доложат на меня — и что тогда делать? Драться?! И точно отрезать себе путь в Швецию? Или же сразу сдаться — и неизвестно сколько провести в местном «зиндане» до «выяснения обстоятельств»?! Меня не прельщали оба варианта — а потому я поспешил в порт, надеясь как можно быстрее и дальше уйти от напуганных мной горожан.
Насколько вообще возможно спешить по чавкающей грязи…
К слову — в Новгороде, между прочим, имеются мостовые, выложенные дубовыми плахами. Да еще и собственный водопровод, пусть доступный немногим, но все же, все же…
Чуть успокоившись, я добрался до пристаней, заметно упрев — день выдался достаточно теплым, даже жарким! Особенно, когда выходишь на солнце в плаще и кафтане… Но как ни странно, самочувствие мое от прогулки не ухудшилось, а скорее наоборот, даже поправилось! А тут еще и морской бриз в лицо… Закрой глаза — и думай, что действительно на море! Теплом, южном море…
Пройдя вдоль немногочисленных причалов, к которым пришвартовано всего десятка полтора судов — как понимаю, основная их масса выведена на рейд спецом — я добрался практически до конца пристани, безуспешно обращаясь к немногим встреченным мной морякам. Ответом мне было или абсолютное игнорирование, или равнодушное пожимание плечами, один в один копирующее жест владельца трактира.
— Немцы, твою их за ногу…
Гневно шипя ругательства себе под нос, я оглянулся по сторонам, тщетно пытаясь хотя бы на рейде разглядеть судно, по очертаниям походящее на невысокую и пузатую ладью новгородских купцов. Но на глаза мне попались лишь германские и датские когги с носовыми и хвостовыми надстройками…
И тут буквально над головой раздался незнакомый голос — достаточно громкий для того, чтобы я вздрогнул:
— Ишешь друга, русыч?
Вопрос был задан на довольно чистом русском, хотя все же с некоторым акцентом, выдающим то ли скандинавское, то ли немецкое происхождение говорящего. Но легкая насмешка в его тоне мне не понравилась — как и чуть приглушенная насмешка в глазах вкупе с какой-то нехорошей, ехидной улыбкой рослого блондина, обратившегося ко мне с носовой надстройки следующего по пути когга. Внимательно, спокойно посмотрев в глаза говорящего, я подождал, пока ему станет неуютно, и ухмылка сползет с его лица, и только после этого заговорил:
— Да, я ищу друга. Друга, который вчера отправился искать корабль до Уппсалы. Высокий, широкоплечий, с русой бородой и серыми глазами… Он был с мечом — и при деньгах. Хороших деньгах купца Любомира из Изборска, поручившему своему зятю заранее найти корабль в земли свеев. Сегодня Любомир, отправивший нас с Микулой в Колывань впереди своего обоза, и сам пребывает в город — где-то после полудня. И за живого, потерявшегося зятя, коего очень любит его единственная дочка, он отдаст и два, и три кошеля с серебром. И простит любые обиды, лишь бы только вернуть его домой… У меня и самого точно такой же кошель остался на постоялом дворе — с третьим ратником нашего отряда. И я бы отдал его человеку, кто помог бы мне разыскать и выручить Микулу из беды… Так что, слышал о нем? Или, быть может, видел?
По мере того, как я неспешно говорил, к блондину присоединилось еще двое моряков весьма разбойного, даже пугающего вида — один со шрамом через всю левую щеку, другой с отсутствующим правым глазом. И что важно, без всякого прикрытия повязкой! Прям вот разрыв шаблона, блин… Причем на меня они смотрели равнодушными взглядами матерых душегубов, коим перерезать мою глотку прям вот сейчас и сбросить тело в воду — дело пары минут… Да, и при этом никакой искорки заинтересованности в их глазах не читалось — а значит, мою речь они явно не понимали.
Зато «переговорщик», выслушав меня с явно напряженным видом человека, очень сильно колеблющегося (я бы даже рискнул заявить об упорной внутренней борьбе, отразившейся на его лице), явно занервничал. Обратившись к своим товарищам, он нисколько меня не стесняясь, быстро заговорил, отчаянно жестикулируя — и товарищи внимательно его выслушали. Тот, что помоложе, со шрамом на лице, как брат похожий на разумеющего русскую речь, промолчал. А вот «кривой», выглядящий наоборот, самым возрастным в компании благодаря седине в волосах, что-то отрывисто рявкнул — и толмач прям как-то всерьез погрустнел... Посмотрев вниз, он лишь коротко бросил:
— Нет русыч, мы не видели твоего соратника.
После чего вся компания повернулась ко мне спинами, потеряв всякий интерес.
— Эй, обожди, друг! Я тут кое-что вспомнил… Кошелечек-то с серебром у меня с собой. Может, ты все-таки что-то видел или знаешь о моей пропаже, а?!
Для убедительности я подкинул в ладони соблазнительно звякнувший кошель — и меня всего аж передернуло от выражения безграничной жадности, промелькнувшей в глазах всей троицы. Переводчик, шумно вздохнув, тут же выдал:
— Может, я все-таки что-то припомынаю… Но послушай, рус — поднимись к нам на когг! Я поспрашиваю людей, может кто-то в команде видел твоего человека… Поднимись, тебе нечего бояться.
Все, клюнули. Шумно выдохнув, я сделал шаг — и на мгновение потерял равновесие, едва не упав на живот. Пришлось упереться руками в сырые доски причала — а когда я вновь выпрямился, засапожный нож уже перекочевал в ладонь левой! Крепко сжавшей рукоять клинка обратным хватом и отвернувшей его от взглядов немцев…
— Уродцы, блин…
Неспешно пройдя по причалу, я вступил на сходни, ведущие на борт когга, при этом как бы невзначай прикрыв левую руку плащом. И наоборот, выставив правую с кошелем напоказ… С улыбкой, без суеты осмотревшись, я осмотрелся, разглядев двух мрачных моряков, напряженно посматривающих на меня с кормовой надстройки — и еще трех человек, как-то чересчур равнодушно замерших на палубе.
