«– Не плохие ножи», – сказал Фрол Кузьме. – Чуток подправить под себя и будет то что нужно.
Ратник, отбиравший наконечники копий, уже насадил их на древки и начал метать готовое оружие в щит, который был закреплён на стенке сарая. Воевода пристально следил за работай своего бойца. Копя воин метал с умением, острие их с силой входили в небольшой диск щита, оглашая округу звонкими ударами. Затем воин подошёл к мишени выдернул все пять копий и ещё раз проверил каждое из них ударом по тому же щиту только уже с рук. После этого воевода подошёл к своему бойцу и с серьёзным видом спросил:
– Ну, как копья?
– Сгодятся, – деловито ответил ратник. – Я ведь проверял их, не жалея бил, что есть мочи, даже древки кое-какие расшатались да треснули, а железу хоть бы что. Маленькие щербинки, конечно, остаются, после того как копьём в железяку попадёшь, ну ведь это пустяки.
Фрол посмотрел на наконечник сулицы и одобрительно покивал.
– Эти кузнецы копья всегда делают отменные. Видать от того, что и Кузьма, и дед Матвей в рати копейщиками знатными были. Матвей тот вообще в молодости из седла хазарина выбивал, броском своей сулицы, да ещё с такого расстояния, что, если б я сам не видел ни за что бы в это не поверил. Несётся, значит, степняк на своём скакуне прямо на Матвея, а тот как швырнёт сулицу ему на встречу, словно молнию, хазарин то вроде и щитом прикрыться успеет и всё ровно его из седла долой. После поглядишь на этого всадника, ран-то на нём нет, а сознание потерял от силы удара, видимо. И древки для своих копий они сами вытёсывали, а про наконечники и говорить нечего, всё по-своему их перековывали да перетачивали. Так что, копя и у Кузьмы, и у Матвея далеко летели и кольчугу, любую прошибали. Редко такое мастерство кому даётся. Мишкин дед улыбнулся, наверное, вспоминая прошлые годы.
– Да ладно тебе, Фрол, нас расхваливать, ведь когда это было. А ты и по сей день в рати служишь и науку ратную ты по лучше нас знаешь, да так что недруги стороной твои отряды обходят, не желая встречаться.
Воеводе была приятна похвала старого соратника.
– Твоя правда, Матвей, не в те времена, когда мы молодыми были и не сейчас врагу мы хозяйничать не даём, на земле нашей. Даже если враг только силы скапливать начинает за рубежами нашими, мы уже туда мчимся, словно ураган, чтоб не успел окрепнуть супостат на ногах своих.
– Ну, и без доброго оружия то, что вы изготавливаете, нам бы тоже было не сладко, так, что я так считаю, победы наши коваться начинают именно в таких кузнях как ваша. И мне особенно отрадно, что войны, которые со мной раньше бились плечом к плечу, сейчас для нас боевое железо изготавливают.
Мишкин дед и отец с гордостью и благодарностью посмотрели в глаза воеводы.
– Твои слова, Фрол, согревают сердце старому войну. – Ответил дед Матвей на правах старшего.
– И ты знаешь, что в бою ни я и сыновья мои, ни внуки от врага за чужими спинами не прятались и не подводили, тебя не разу, так и оружие наше тебя и воинов твоих не подведёт. И ещё сказать хочу тебе, Фрол, если что нужно будет смастерить или починить, даже не за плату, а так, по дружбе, говори не стесняйся, так как мы твою просьбу за честь сочтём и выполним её как нужно.
– За это спасибо, обращусь не применено, если нужда такая случится. – Сказал воевода, расплывшись в широкой улыбке. Такая дружелюбная улыбка на суровом лице Фрола смотрелась как-то не естественно, то есть не подходила к постоянно суровому виду грозного командира. Видно оттого, что редко в своих заботах приходилось улыбается старому, мудрому бойцу, потому как заботы у него всё больше бывали не весёлыми.
– Ну, пойдём посмотрим, что за стрелы вы сработали, – уже спокойней сказал Фрол.
Тем временем молодой лучник обмотал невысокий столбик в рост человека специально вкопанный для отстрела стрел, разорванной кольчугой, а на его на верше закрепил мятый железный шлем. И отстрелял отобранные им стрелы сначала в кольчугу плетёную из колец, а во второй раз уже по шлему. Бронебойные стрелы легко пробивали туго сплетённую защиту кольчуги, а вот со шлемом дела обстояли сложнее. Шлем хоть и был помят и изогнут, до того, что починить его не представлялось возможным, но крепость свою он всё же сохранил. Видно неизвестный мастер когда-то ковавший его знал толк в изготовлении доспехов. Стрелы, попадавшие в этот шлем, то рикошетили и отлетали в сторону, а какие ударялись и падали тут же не в силах пробить непреодолимую преграду, у таких стрел древко частенько переламывалось или просто разлеталось в щепки, некоторым наконечникам стрел всё же удавалось воткутся в неподатливое железо, но побить его они не могли. Лучник подошёл к своему командиру и доложил, что из двадцати бронебойных стрел, наконечники погнулись только у трёх, и те погнулись только от попадания в шлем. А кольчугу все просадили. Фрол хмуро посмотрел на лучника.
– Сколько раз пытал?
– Трижды, – ответил парень.
– Ну, а как тебе вообще эти стрелы?
Лучник, подумав ответил:
– Стрелы не плохие, шитом, конечно, каждую стрелу отбить можно. Но если в лёгкую броню стрелять, то любая из них её прошибёт.
– А латы тяжёлые возьмут такие стрелы? – Не унимался воевода. По тяжёлым латам нужен лук мощный, да лучник добрый, чтоб знал бить куда. Воевода посмотрел, чуть прищурившись.
– Хорошо ответил. – Ну, а шлем чего не смог пробить? – парень смутился.
– Да крепок он уж больно.
К этому разговору прислушивался дядька Василь. Он уже давно стоял поодаль и беседовал с войнами, приехавшими с Фролом. А сам внимательно наблюдал за молодым лучником и слушал, что тот говорит воеводе. Наконец Василь не выдержал и громко сказал, подойдя к воеводе:
– Дай я попробую только из своего лука.
– Отчего ж не попробовать, ты у нас лучник умелый и мне будет полезно знать твоё мнение об новых стрелах.
Василь сразу сказал:
– На счёт стрел не сомневайся, брат мой с отцом своё дело знают и наконечники к ним куют добрые. Вот смотри.
Василь выбрал три стрелы, лежавшие у мишени, отошёл на то же место, от куда стрелял молодой лучник, сноровисто натянул на свой боевой лук тетиву, опробовал её, подтянул ещё немного и приготовился к стрельбе. Нужно сказать, что лук дядьки Василя был гораздо серьёзнее, чем у молодого бойца. Это было заметно даже издали. Дядька Василь какое-то время пристально смотрел на свою мишень, вроде как гипнотизируя её. А выражение его лица резко изменилось после того как он наложил древко стрелы на излучину своего оружия. Брови его нахмурились и из улыбчивого и дружелюбного, оно в раз стал серьёзным и в то каким-то хищным, что ли. Сначала лучник напрягся, всем телом, пристально глядя на цель, которую ему предстояло поразить. После этого тщательно прицелился. Все смотревшие за этим действом затаили дыхание, так что стало слышно, как плечи мощного составного лука, натягиваемого Василем угрожающи скрипнули перед выстрелом. Два удара сердца и выстрел. Первая стрела пронеслась со скоростью, не видимой для глаза и ударила в цель. Но старый, мятый шлем не желал сдаваться. Острая стрела с узким, трёхгранным наконечником срикошетировала от округлого доспеха и улетела в верх скрывшись из виду. Но вторая и третья, стрелы, пущенные одна за другой с такой же силой, звонко ударили по толстому железу островерхого шлема и пробили его переднюю часть. Все смотревшие за стрельбой Василя восторженно загудели. Воевода тоже одобрительно кивнул головой.
