Но Лео не стал говорить это Варе. Он знал Флор с детства, раз в год или два, она с родителями приезжала к ним погостить. Уже в раннем детстве девочка была нелюдима – ничего общего с общительной и, несмотря на обстоятельства, веселой Варей. Он сам понимал, что это безумство, но родители научили его быть открытым всему новому и даже непонятному. К тому же, бедная девушка нуждалась в поддержке. Лео считал, что это проявление стресса, полученного в результате падения самолета, наложенное на трудное детство. Возможно, все это в совокупности перечеркнуло ее память, заставляя считать себя кем-то другим. Но при этом Лео никак не мог объяснить себе то, что она говорила по-русски. Если только не выучила его в Испании – хотя, это было маловероятно.
Иногда он смотрел на нее, на ее зеленые глаза, полные жизненной энергии, на ее жесты, которые были отличными от тех немногих, которыми пользовалась Флор, и понимал: в этой женщине нет ничего от его приемной сестры. Она хоть и говорила ее голосом, но из уст вылетали слова и фразы, не свойственные ей. Это была не она. Но могла ли Флор так измениться в силу психологической травмы? В любом случае, родителям лучше быть не в курсе. И особенно его сестре, Майе.
Варя оставила чемодан у входа и прошептала:
– Лео, куда идти?
– Прости, я задумался. Я забываю, что ты не в себе…То есть, ты – не ты. Передо мной Флор, которая прожила здесь три года и все отлично знает и так же крепко ненавидит.
– Неужели ей было ненавистно все это? – Варя хохотнула и обвела рукой рыбью морду и косые окна со ставнями различной формы и цвета.
Она дотронулась до зуба, торчащего из пасти рыбы, и Лео тут же истошно завопил:
– Только не этот!
Но было поздно. Из земли, словно солдаты, вылезли железные трубочки и начали разбрызгивать воду.
Лео стоял, не двигаясь – вся его рубашка и штаны за мгновение ока покрылись темными мокрыми точками, а затем и вовсе расплывающимися, прилипающими к телу пятнами.
Варя начала хохотать, и выбежала на лужайку. Она кружилась, подставляя лицо и тело – чужие лицо и тело, но которые она чувствовала, как свои, и к которым уже порядком привыкла – и радовалась как дитя. Она кружилась, словно пыталась поймать как можно больше капелек на свое тело, словно оно жаждало влаги, жаждало жизни. И казалось, даже солнце высоко в небе тоже радовалось и кричало: «Ты жива».
Варя закрыла глаза и отдалась ощущениям. Вдруг ее поймали сильные мужские руки и она еще громче захохотала. Обвив руки вокруг шеи Лео, она, опьяненная чувствами, тихо произнесла:
– Лео, если бы ты не был моим братом, я бы в тебя влюбилась.
Лео снял ее руки со своей шеи и усмехнулся:
– Пойдем в дом. Тебе надо со всеми поздороваться и переодеться.
– Ты обиделся? Извини. Мы, русские женщины, слишком прямолинейны.
– Ладно, матрешка, буду иметь ввиду.
Он взял ее под локоть и повел в дом. Но стоило им сделать два шага, как пришлось отступать. Пятясь назад, шла мать Лео, Моника, а позади нее и отец. Тяжело дыша, они несли огромный стол.
–Мама, папа…– поздоровался Лео.
Моника повернулась и ахнула. Опустив стол, без предупреждения, она подошла к Варе и обняла ее.
– Привет, мама, – неуверенно произнесла Флор.
– Мама?
– Э…– Варя не была уверенна, как реагировать. Ведь Лео сам сказал «привет мама, папа»? Она посмотрела на Лео, но тот только пожал плечами.
– Я не думала, что вы так рано приедете, – произнесла Моника, косясь на Варю. – Ну да ладно, Лео. Помоги отцу вынести этот тяжеленный стол. Я уже вся мокрая, пока дотащили его из столовой.
– Конечно, мама.
– Дорогая, пойдем со мной, я сделаю мате.
– Спасибо, я не пью мате.
– Как это, спасибо, ты не пьешь мате? Вы что, в Испании этой, уже совсем с ума сошли? Конечно же, ты пьешь мате!
Да, шпионки из Вари не получилось бы. Она совсем не умеет держать язык за зубами. Ну откуда ей знать все привычки Флор?
– Хорошо. – Она чуть не сказала «мама», но вовремя осеклась, вспомнив ее реакцию. Может, ей не нравится, когда ее так называют? Кто знает, этих аргентинцев?
–Я видела катастрофу по телевизору. Дорогая, это просто чудо, что ты выжила! Показали видео, как бедной девушке при спуске, прилетел кусок винта…Ой, бедняга, – она закачала головой, и, выпучив глаза, показала на себе: – Прямо в грудь ей вонзился.
Варю передернуло от напоминания.
– И ты знаешь, мне кажется с ней рядом стояла ты.
Варя покачала головой.
– Еще один сантиметр, и это могла бы быть ты! – Моника снова смешно выпучила глаза, и Варе показалось, что это она сейчас умрет.
Когда же все перестанут упоминать жуткую сцену ее собственной смерти. Варю каждый раз мутило от этих мыслей, она старалась не допускать их, и переключалась на что-то другое.
Она старалась не выдать себя, но никак не могла заставить себя перестать глазеть на интерьер дома.
Кухня была похожа на убежище гномов или лесных эльфов. Если бы она не видела, как Моника достает молоко из холодильника, но ни в жизни бы не догадалась, где он вообще прячется. Белый Бош был умело скрыт огромным деревянным ящиком с металлическими узорчатыми креплениями. Ей сначала даже показалось, что это дверь в соседнюю комнату. По потолку ползли коряги, и с них свисало огромное количество старых большеразмерных ключей.
Стол состоял из большой дубовой столешницы, которая держалась на цепи, прикрепленной к потолку. Тут и там сидели на виду или же прятались фигурки эльфов, гномов и фей. Маленькие мультяшные мухоморы тоже выскакивали из углов, на них сидели эльфы, или же они являлись держателями для бумажных полотенец, призваток и другой кухонной утвари. Деревянные кресла тоже были привешены на цепи к потолку. На их сиденьях лежали мягкие подушки с восточными мотивами. Все это смотрелось очень органично и казалось, убери какую-нибудь одну вещь, вся кухня тут же изменится. Чувствовалось, что все было сделано с любовью, которая только может быть в очень дружной и любящей семье.
– Здесь так здорово, – не удержалась Варя.
– Дорогая, ты в порядке? Может, тебе стоит прилечь, – вид у Моники был обеспокоенным.
– Да нет же, все хорошо, почему ты так решила?
– Ну, ты никогда здесь не обедала. Ты всегда ненавидела этих смотрящих на тебя гномов. А теперь тут здорово?
– Ну да, просто хотела быть вежливой. Хотя, мне кажется, я больше не презираю гномов. – Она улыбнулась и отпила кофе, качаясь на подвесном кресле, которое оказалось еще уютнее, чем выглядело.
– Значит, теперь ты не пьешь мате, зато пьешь кофе?
– Привычки меняются. Мама, а где моя комната?
– Мама? – снова переспросила Моника.
