– Але, честное слово, стало жалко тебя. Ты уже красный как рак. – Смеялся Лео, открывая можжевеловую калитку. – Не сочти за грубость, но что ты здесь делаешь? Вчера ты ясно дал нам понять, что не хочешь иметь ничего общего с Флор и с ее ситуацией?
– Я долго думал над тем, что она сказала. Но самое главное – не это. Ее глаза – вот что пугает меня. Пару лет назад я ездил в Боливию. Там один из шаманов показывал мне человека, у которого поменялись глаза. Он, как и Флор, ничего не помнил о своей преждней жизни. Говорил ерунду какую-то. Но тогда я только отмахнулся. Решил, что человек просто ударился сильно, потерял память, насочинял историй. В общем, оправданий нашел немало. Потом та история, о которой писала Майа в своей газете. Тоже самое – чужие глаза. Лео, – тихо произнес Алехандро, – Я сам в это мало верю. Слишком много я видел в этом мире, чтобы верить в такие истории безоговорочно. Но они редко, да оказываются правдой. И теперь я хочу выяснить, что случилось с Флор. И если ты мне позволишь, я хотел бы пообщаться с ней.
– Але, это не мое дело и не моя жизнь. Это решение Флор. Если она захочет, она приедет к тебе. Я передам, что ты заходил.
Алехандро кивнул головой и, пожав руку Лео, сел в свой багги и уехал.
Варя проснулась в хорошем настроении. Вчера вечером, когда они с Лео вернулись домой, она себя чувствовала самой счастливой на свете. Словно любовники, они пробрались в дом, чтобы никто не заметил их мокрой одежды и не начал расспрашивать. Приняв горячий душ, Варя надела самый сексуальный топ из гардероба Флор, и синие обтягивающие джинсы. Какое это было волшебное ощущение – ловить восхищенный взгляд Лео на себе. Ей нравилось чувствовать себя женщиной. Ей нравилось как легко она двигалась, как могла демонстрировать оголенный живот, не боясь насмешить людей свисающим фартуком из жира.
Вчера, как и днем раньше, за ужином все пили вино и обсуждали сущие глупости. Варя много смеялась. Ей нравилось быть частью этой семьи. И она даже жалела, что все это не по настоящему. Вот, казалось, пробъют часы двенадцать, и карета превратится в тыкву, а Флор снова станет Варей.
Но разве не этого она хотела, не этого она добивалась? Разве не просилась ее душа наружу? Но пока этого не произошло, Варя будет танцевать на балу.
Спустившись вниз, Варя натолкнулась на Монику на кухне и смущенно поздоровавшись, решила сбежать от нее на улицу.
– Флор, подожди, дорогая, – остановила ее Моника. – В этом доме у тебя у единственной трезвый разум. Я хотела бы показать тебе что-то. И хочу услышать твое мнение. Давай, наливай себе кофе и пойдем со мной.
– Ладно, ты меня заинтриговала.
– Эти твои линзы, они тебе очень идут. Я видела девушек с цветными линзами, но они смотрелись очень неестественно. А твои, словно настоящие, делают твое лицо намного живее.
Варя незаметно хмыкнула на последнее замечание.
– Спасибо, мне тоже нравится, – густо покраснев, ответила она.
И налив себе полную кружку кофе, последовала за Моникой через комнату Клеопатры и на улицу.
Даже корова не могла сидеть в помещении в такое прекрасное утро, и мирно прогуливалась по лужайке, ловя на свою рыже-коричневую шкурку горячие лучи солнца. Она громко замычала в приветствие, и продолжила свою неспешную прогулку.
Они прошли через лужайку, и вышли к круглой беседке, оформленной, в отличае от дома гномов, в восточном стиле. Беседка была открытой, от крыши вниз спускались полупрозрачные белые шторы, привязанные к резным опорам, а в центре потолка висела большая турецкая стеклянная лампа с мозаичным рисунком и железной окантовкой. Еще несколько цветных подсвечников спускались вниз на цепях, играя в лучах солнца. Беседка была большой и воздушной. Варя даже ахнула.
– А где Алладин? Он точно где-то прячется. Моника, это просто восхитительно.
– Ты думаешь? – смущенно спросила женщина. Ее тоненькая фигурка чуть согнулась. Она выглядела словно малыш в детском саду, показывающий свой шедевр воспитательнице. – Это для Лео в подарок на день рождения. – Она подняла руку, не давая Варе сказать ни слова. – Он тут не живет уже давно. Но я хочу, чтобы он знал, что здесь – его дом, и в нем есть его личный уголок, не считая его комнаты, конечно. Он любит путешетвовать, особенно по Ближнему Востоку. Вот я и решила сделать для него такой арабский уголок.
– Но мне кажется, что он любит этот дом. Нет разве?
– Так и есть. Но может, он будет почаще навещать нас? – Моника пожала плечами. – Когда мы тебя взяли, ты наверное, не помнишь, он уже учился в Буэнос Айресе, и жил у наших друзей. Тогда мы еще не могли позволить себе оплатить аренду даже самой простой квартиры для него. Денег не хватало даже на еду, не говоря уж о поездках домой. Мы с папой по нему очень скучали. Он привык жить один, и редко балует нас своим присутствием. Да и ты тоже. Я знаю, моя сестра была тебе большей матерью, чем я. Но мне было чертовски приятно, когда ты меня так назвала. – Моника, мягко улыбнулась и, что было не свойственно ей, смущенно опустила взгляд. – Я хотела бы быть для тебя тем, кем была Мелисса. Она тебя любила безумно. Помнишь, как она тебя утешала после встречи с настоящим отцом? Вот подлец оказался, а? – Моника покачала головой, закутанной в чалму – видимо для того, чтобы настроить себя на восточный лад. – Я знаю, ты по ней скучаешь, как и все мы.
Женщина задумалась на минуту, и только сейчас Варя смогла рассмотреть ее: несмотря на возраст, она выглядела сногсшибательно. Длинные блестящие светлые волосы, скорее всего крашеные, ниспалади волнами из чалмы, а голубые глаза были такими же большими, как и у Лео, только немного другого оттенка. Если присмотреться, то в уголках глаз можно было заметить несколько морщинок, и казалось, они вовсе не являлись проекцией времени, а всего лишь признаком жизнерадостности. Они удивительно шли этой солнечной женщине и дарили ее лицу какой-то домашний уют, материнскую нежность. Кожа имела прекрасный медовый оттенок – результат пребывания на солнце по утрам.
По ее чуть влажным глазам было видно, что она вспоминает сестру, и Варе хотелось бы сказать что-то в утешение. Но что она могла сказать о человеке, которого совсем не знала?
– Сегодня принесли посылку для тебя. Совсем забыла про нее, балда. – Моника словно вышла из транса, и снова обратилась к Флор, но та никак не среагировала на ее слова.
– Моника, эта беседка самое волшебное, что я только видела в этом мире, – искренне сказала Варя, охватывая произведение искусства с низу до верху. – Она просто великолепна. – Если еще поставить кальян, и на пол кинуть турецкие подушки, будет самым уютным уголком во всей Аргентине. Можно еще по краям пола выложить плитку с восточными узорами.
– Ах, я уже обыскалась, кальян не продают здесь. Только заказывать. А вот подушки сделать можно, спасибо за идею. Знаешь, Лео побывал в Иордании, делал фотографии для какого-то важного журнала, и так вдохновился ее пейзажами, что мы волей-неволей тоже заинтересовались.Ты бы видела его фотографии пустыни Вади Рум на закате. Вот такие скалы – она руками обвела невидимый круг, – обтесаные ветрами, абсолютно округлые, представляешь? Петра, у подножья монастыря в которой, на большой высоте стоят старинные медные арабские чайники. Ммм…, – она подняла глаза к небу, – я бы тоже с удовольствием там побывала. Ты попроси, он покажет тебе фотографии.
